Преступный «расизм»

«В сегодняшнем «пробудившемся» мире мы не осмеливаемся открыто говорить, каким способом его удалось достичь и кого удалось уберечь от смерти или пожизненного заключения. А тот, кто осмелится заговорить об этом, рискует подвергнуться порицанию в мейнстримных СМИ, стать объектом массированных нападок в соцсетях, навредить своей карьере и лишиться профессиональных перспектив в будущем».

Риск быть убитым у молодых темнокожих мужчин в 25 раз выше, чем у других групп населения, однако любые попытки обсуждения возможных причин или использования технологий, чтобы разобраться, есть ли у разных этнических групп своя «специализация» по конкретным видам преступлений, считаются табу.

Я проработал в полиции 35 лет, и большую часть этого времени — во Внутреннем Лондоне, где я занимался тем, что охранял покой людей всех рас и вероисповеданий.

Я также руководил операцией Blunt 2, в рамках которой лондонской полиции удалось сократить ежегодное количество убийств среди подростков с пикового значения в 29 в 2008 году, 26 из которых были совершены при помощи холодного или огнестрельного оружия, всего до восьми в 2012 году, шесть из которых были совершены холодным оружием и ни одного — огнестрельным.

Судя по тенденциям 2007—2012 годов, эта операция, вероятно, спасла жизни более 100 подростков. Не говоря уже о том, что ещё где-то более 250 из них могли бы оказаться за решёткой — на всю жизнь или, по крайней мере, на долгий срок — за участие в убийствах, которые, как правило, связаны с разборками банд. Ключевой тактический момент операции заключался в том, что специально подготовленные сотрудники фокусировались на бандах молодых темнокожих людей, используя подход «останови и обыщи».

Было бы неправильно не отдать должное тогдашнему мэру Лондона Борису Джонсону и его заместителю по делам полиции Киту Молтхаусу, которые всецело поддерживали усилия полиции по предотвращению кровопролития среди нашей молодёжи.

Об этом успехе знают не много.

В сегодняшнем «пробудившемся» мире мы не осмеливаемся открыто говорить, каким способом его удалось достичь и кого удалось уберечь от смерти или пожизненного заключения. А тот, кто осмелится заговорить об этом, рискует подвергнуться порицанию в мейнстримных СМИ, стать объектом массированных нападок в соцсетях, навредить своей карьере и лишиться профессиональных перспектив в будущем.

Так что, я, конечно, иду на риск, когда говорю вам о следующем: почти все убитые в таких преступлениях молодые люди были темнокожими, как и почти все их убийцы, которые, пожалуй, до сих пор, двенадцать лет спустя, отбывают тюремные сроки.

Прискорбно, но наши тогдашние успехи остались далеко позади. Сегодня дела обстоят намного хуже: войны за территорию и конфликты вокруг торговли наркотиками интенсифицировались. Для контекста: число убитых в Соединённом Королевстве в прошлом году — 671. 97 — темнокожие, в основном молодые мужчины. Население страны составляет 67 млн человек. Темнокожие мужчины в возрасте 15—30 лет — это где-то 250—300 тыс., то есть меньше чем полпроцента. И тем не менее эта крошечная группа составляет почти 15% всех убитых. Почему?

Интересная и шокирующая деталь: единственная причина, по которой количество убитых среди молодых темнокожих мужчин не выше нынешних показателей, — это войны в Ираке и Афганистане. Эффективные методы остановки травматической кровопотери были привнесены в гражданские больницы и работу скорой помощи сотрудниками Национальной службы здравоохранения из Армейского резерва, которые лечили наших раненых солдат. Такое вот неожиданное наследие этих храбрых людей.

Причины этого, конечно, требуют обсуждения. Казалось бы, представители темнокожего сообщества должны быть крайне заинтересованы в том, чтобы обсуждать столь высокую насильственную смертность среди своей молодёжи и пытаться найти решение этой проблемы.

Однако поднимаются такие темы редко: люди боятся, что в ответ их будут ждать возмущённые крики и обвинения в расизме.

В июне я принял участие в одной телепрограмме, где попытался привести некоторые из упомянутых мною доводов (запись этого можно посмотреть здесь). Главным образом я хотел донести три пункта: 1) большинство этих преступлений, связанных с насилием, совершается молодыми темнокожими мужчинами против других молодых темнокожих мужчин; 2) в возрасте трёх-четырёх лет дети, воспитываемые одним родителем (в частности, речь идёт о женщинах афрокарибского происхождения), нуждаются в превентивном социальном инструктировании; 3) полицейские в Лондоне перестали пытаться предотвратить ношение огнестрельного и холодного оружия среди темнокожей молодёжи, потому что они знают, что это может поставить под угрозу их карьеру и ипотеку. Всё это, конечно, весьма удручает.

Такие движения, как «Жизни темнокожих имеют значение», и их сторонники, используя дезинформацию, стремятся представить ситуацию так, будто проблема в белых полицейских-расистах, которые намеренно преследуют и убивают ни в чём не повинных темнокожих. Факты, свидетельствующие об обратном, замалчивают или игнорируют: из 16 человек, умерших в прошлом году (в основном от передозировки наркотиков) во время содержания под стражей, темнокожим был только один.

Лишь один темнокожий был и в числе трёх человек, застреленных полицейскими за прошлый год.

Шансы умереть насильственной смертью у молодых темнокожих мужчин в 25 раз выше, чем у представителей других групп населения. Почему?

Доля людей африканского или азиатского происхождения и представителей других этнических меньшинств составляет всего 14% от общей численности населения Англии и Уэльса, но именно они составляют 25% от общего числа заключённых. Причём среди несовершеннолетних (в том числе среди тех, кто отбывает наказание условно, освобождён условно-досрочно или выполняет общественные работы) этот показатель во много раз выше. Почему?

Возможно, наиболее ярким примером того, что может произойти с человеком, который всё же осмеливается обсуждать эти проблемы, служат недавние нападки на бывшего главу британской Комиссии по расовому равенству Тревора Филлипса. На что же в таком случае могут надеяться все остальные?

Недавно Филлипса раскритиковали за то, что компания [в сфере анализа данных], которой он руководит, разработала программное обеспечение (пользуется им примерно десяток полицейских подразделений страны), чтобы определять, «специализируются» ли различные этнические группы на тех или иных видах преступлений. С учётом этого становится совершенно очевидно, насколько велик персональный риск для тех, кто идёт наперекор тренду «пробуждённости».

Примерно месяц назад Филлипса вновь принялись порицать. Случилось это после того, как его пригласили принять участие в срочном исследовании, целью которого было выяснить, почему от COVID-19 умирает так много представителей этнических меньшинств, а также понять, какие меры позволят спасти как можно большее число их жизней. Судя по всему, было решено, что в борьбе по расовому вопросу сторону он занимает неправильную.

Ещё важнее то, что консалтинговая фирма, связанная с Филлипсом, воспользовалась тем же самым ПО, чтобы получить представление о том, почему болезнь так сильно ударила по небелому населению Великобритании. Казалось бы, нет дела похвальнее и насущнее этого. Однако те, кто кормится за счёт различных квази-НПО и активистских объединений, те, кто строит свою комфортную жизнь на проблемах небелых семей, так не считают. И вы знаете, о ком идёт речь. Они то и дело выступают по телевидению, принимают участие в работе различных комитетов и проводят семинары, прилично при этом зарабатывая. И если какой-то здравомыслящий человек посмеет вдруг пойти им поперёк, это сразу же воспринимается как угроза их образу жизни, самолюбию и доходу. Так что тот, кто покусится на их священное право испытывать праведный гнев и обиду, получит жёсткий отпор.

В свете того, что случилось с Филлипсом, впору, конечно, задаться следующим вопросом: «Да как же полиция смеет использовать программное обеспечение, с помощью которого, она, возможно, станет эффективнее выполнять свои функции по защите всего нашего населения, и в особенности этнических меньшинств?» И ирония здесь в том, что мы постоянно слышим, как полицию призывают активнее работать с «темнокожим сообществом» и личный досмотр проводить на основании «проанализированной информации».

Тем не менее, увидев лишь намёк на то, что какая-то программа способна помочь полиции выявить тенденции преступности, потенциально указывающие на то, что типичный преступник в таких случаях — небелый, что большинство застреленных и зарезанных составляют темнокожие и что их убийцы по большей части тоже темнокожие, The Guardian и всевозможные недоосведомлённые активисты принялись с новой силой педалировать модную тему «институционального расизма».

Мне порой самому интересно, когда же хоть кто-нибудь из них внесёт реальный вклад в снижение числа убийств, вместо того чтобы разбрасываться обвинениями в адрес тех из нас, кому хватает смелости выйти на эту «арену» — как выходит на неё наша полиция.

Пожалуй, следует ожидать, что многие представители полицейской иерархии станут теперь перестраховываться, и, возможно, будут пресекаться любые попытки инициативных следователей выяснить, например, поможет ли программное обеспечение узнать, кто стоит за вовлечением молодёжи в торговлю наркотиками в городах и деревнях наших графств от Корнуолла до Кента.

Не дай бог какой-нибудь компьютер покажет нам непропорционально большую долю «путешественников» среди тех, кто обкрадывает дома доверчивых старушек и промышляет недобросовестными работами по обустройству подъездных дорог и ремонту крыш. Возможно, он обратил бы наше внимание и на то, что среди тех, кто продаёт женщин в рабство, с несоразмерно высокой вероятностью фигурируют албанцы и что фильм «Заложница», где персонаж Лиама Нисона спасал свою дочь, вовсе не прибегает к расистским стереотипам.

Мы не можем игнорировать все эти реалии, не можем просто замести их под ковёр. Здесь я закончу высказыванием Эдмунда Бёрка: «Для торжества зла необходимо только одно — чтобы хорошие люди бездействовали».

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.