Уничтожение памятников и отречение от прошлого — не лучший способ борьбы с расизмом и проявления уважения к темнокожим. Чувство вины демонстрирует снисходительное отношение к пострадавшим и приносит мало пользы.
В СМИ широко освещались события в немецком Штутгарте, где 21 июня в центре города праздная толпа из 400—500 человек всю ночь устраивала беспорядки, крушила витрины, грабила магазины и нападала на полицейских. Власти были потрясены этими бесчинствами «невиданного размаха».
Для прекращения насилия полиции потребовалось четыре с половиной часа. При этом она исключила любые политические мотивы данных событий, «напоминавших гражданскую войну», сравнив нарушителей с «участниками вечеринки или массового мероприятия». Они не могли пойти ни в какой клуб или бар (социальное дистанцирование всё-таки) и поэтому оказались на улицах.
Подобные общественные волнения происходят не только в Германии. 25 июня тысячи человек, не обращая внимания на социальное дистанцирование, заполонили английские пляжи. Из города Борнмута на южном побережье сообщали: «Машин и загорающих было столько, что нельзя было проехать. Кроме того, мусорщики, которые хотели убрать образовавшиеся на набережной горы мусора, подверглись оскорблениям и запугиваниям. Произошло несколько инцидентов, связанных с чрезмерным употреблением алкоголя и потасовками».
Кто-то объясняет подобные вспышки насилия невозможностью передвигаться из-за социального дистанцирования и карантина, и логично ожидать, что мы увидим похожие инциденты по всему миру. Можно предположить, что недавние выступления против расизма обусловлены той же логикой: люди рады заниматься тем, во что верят, и отвлечься от коронавируса.
Очевидно, что мы имеем дело с разными видами насилия. Люди на пляже просто хотели насладиться привычным летним отдыхом, и отсюда агрессия по отношению к тем, кто пытался им помешать.
В Штутгарте же источником радости было мародёрство и уничтожение — то есть насилие как таковое. Мы стали свидетелями карнавала насилия в самом страшном его проявлении. Это был взрыв слепой ярости (хотя некоторые левые ожидаемо пытались преподнести произошедшее как протест против консьюмеризма и полицейского контроля). Протестующие же (по большей части без насилия) против расизма просто игнорировали указания властей во имя благородной цели.
Конечно, подобное насилие преобладает в развитых странах Запада: здесь мы игнорируем более экстремальное насилие, которое уже наблюдается и наверняка вспыхнет в таких странах, как Йемен, Афганистан и Сомали. «Если позволить пандемии быстро распространиться по странам, без того содрогающимся от растущего уровня насилия, усиливающейся нищеты и надвигающегося голода, то этим летом произойдут одни из самых страшных катастроф, которые видел мир», — сообщала на этой неделе газета The Guardian.
Несмотря на различия между этими тремя видами насилия, их связывает одна ключевая черта: ни в одном из них не выражается последовательная социально-политическая программа. Может показаться, что ею обладают протесты против расизма, но нет, поскольку в них доминирует политически корректная страсть к стиранию следов расизма и сексизма — страсть, которая слишком близка к своей противоположности — неоконсервативному контролю над мыслями людей.
16 июня парламент Румынии принял закон, который запрещает любым учебным заведениям «распространять теории и суждения о гендерной идентичности, согласно которым гендер является понятием, отдельным от биологического пола». Даже Влад Александреску, сенатор-правоцентрист и профессор [Бухарестского] университета, отметил, что с этим законом «Румыния сближается с установками, которые продвигают Венгрия и Польша, и становится режимом, внедряющим преследование за мыслепреступления».
Прямой запрет гендерной теории, конечно, является частью программы новых правых популистов, однако пандемия дала этому новый импульс. Типичная популистская реакция со стороны новых правых на пандемию заключается в идее, что её вспышка — это в конечном счёте следствие глобализации нашего общества, в котором преобладают мультикультурные связи. Значит, чтобы преодолеть её, нужно сделать наши общества более националистическими, опирающимися на определённую культуру с прочными, традиционными ценностями.
Не будем обращаться к очевидному контраргументу, что коронавирус свирепствует даже в таких фундаменталистских странах, как Саудовская Аравия и Катар. Также мы не будем концентрироваться на методике «преследования за мыслепреступления», апофеозом которого стал небезызвестный Index Librorum Prohibitorum («Индекс запрещённых книг») — свод публикаций, которые Священной конгрегацией Индекса причислялись к еретическим или противоречащим нравственности, почему католикам и было запрещено читать их без разрешения.
Этот список действовал (и регулярно обновлялся) с начала XVI века до 1966 года, и в своё время в него входили все значимые деятели европейской культуры. Как несколько лет назад отметил мой друг Младен Долар, если представить себе европейскую культуру без всех книг и авторов, которые когда-то вносились в этот список, то останется сплошная пустошь...
Я вспоминаю об этом, поскольку считаю, что призывы последнего времени очистить нашу культуру от всех следов расизма и сексизма ведут к опасности попасть в ту же ловушку, что и в случае с «Индексом» Римско-католической церкви.
Что останется, если мы запретим всех авторов, в трудах которых обнаруживаются следы расизма и антифеминизма? Буквально все величайшие философы и писатели просто исчезнут.
Возьмём, к примеру, Рене Декарта, который когда-то тоже был внесён в «Индекс», а сегодня многими воспринимается как философ-основоположник в высшей степени расистской и сексистской гегемонии Запада.
Не стоит забывать, что в основе универсального сомнения Декарта лежал как раз «мультикультурный» опыт того, что собственные традиции ничем не лучше «эксцентричных», на наш взгляд, традиций других. Как писал Декарт в «Рассуждении о методе», за время своих странствий он пришёл к осознанию того, что носители традиций и обычаев, «противоречащих нашим, не являются из-за этого варварами или дикарями и многие из них так же разумны, как и мы, или даже более разумны».
Вот почему для философа-картезианца этническое происхождение и национальная идентичность не входят в категорию истины. Та же причина объясняет то, как быстро идеи Декарта стали популярны у женщин: кто-то из его первых читательниц отметил, что cogito (субъект чистой мысли) не имеет указаний на половую принадлежность.
Нынешние утверждения о том, что сексуальная ориентация — это социальный конструкт, не определяемый биологическими различиями, появились лишь благодаря развитию картезианской традиции. Без идей Декарта современных феминизма и антирасизма не было бы.
Итак, хотя Декарт периодически скатывался к расизму и сексизму, ему следует воздавать должное, и тот же подход применим ко всем великим философам прошлого от Платона и Эпикура до Канта и Гегеля, Маркса и Кьеркегора… Корни современного феминизма и антирасизма — в давней традиции эмансипации, и было бы чистым безумием оставить эту благородную традицию на растерзание бесстыдным популистам и консерваторам.
То же справедливо и в отношении многих спорных политических деятелей. Томас Джефферсон был рабовладельцем и выступал против Гаитянской революции, но при этом заложил политико-идеологические основы для последующего освобождения темнокожих. Да, колонизируя Северную и Южную Америку, Западная Европа устроила, возможно, величайший геноцид в мировой истории. Однако именно европейская мысль заложила политико-идеологическую основу для того, чтобы сегодня мы осознали весь масштаб этого ужаса.
К тому же всё это относится не только к Европе: несмотря на то что в молодости Ганди сражался в ЮАР за равные права для индийцев, он закрывал глаза на тяжёлое положение темнокожих. Это не помешало ему с успехом возглавить крупнейшее антиколониальное движение.
Таким образом, хотя нам и следует сурово порицать своё прошлое (в особенности те его элементы, которые сохраняются по сей день), мы не должны доходить до презрения к самим себе: уважение к другим, основанное на неуважении к себе, всегда по определению ложно.
Как ни парадоксально, в западных странах белые участники антирасистских протестных акций — это представители высшей прослойки среднего класса, лицемерно упивающиеся чувством вины. Возможно, протестующим в наши дни стоит извлечь урок из идей Франца Фанона, которого уж точно нельзя обвинить в недостаточном радикализме:
«Каждый раз, когда вносят вклад в победу достоинства духа, когда отказываются от попыток подчинить своих собратьев, я солидарен с такими действиями. Моё основное призвание никоим образом не должно быть связано с прошлым цветных народов. <…> Моя чёрная кожа не являет собой вместилище определённых ценностей. <…> Будучи цветным, я не вправе надеяться на то, что у белого человека сформируется чувство вины из-за прошлого моей расы. Будучи цветным, я не вправе искать способ унизить моего бывшего господина. Я не вправе и не должен требовать возмещения за угнетение моих предков. Нет ни миссии чёрных, ни бремени белых. <...> Стану ли я сегодня требовать от белых ответить за работорговцев в XVII веке? Стану ли я всеми возможными способами пытаться пробудить в их душе чувство вины? <...> Я не раб рабства, которое лишало человеческого достоинства моих предков».
Противоположность вины (белых людей) — нетерпимость в отношении их продолжающегося политкорректного расизма, наиболее ярким свидетельством которого стал печально известный видеоролик с Эми Купер, снятый в нью-йоркском Центральном парке.
Академик Рассел Сбрилья в беседе со мной отметил: «Самое странное и больше всего раздражающее в этом видеоролике то, что девушка специально говорит — и обращаясь к темнокожему мужчине перед звонком в службу спасения, и полицейскому диспетчеру по телефону, — что её жизнь подвергает опасности «афроамериканец». Это почти как сказать, что, поскольку она освоила «правильный», политкорректный лексикон («афроамериканец» вместо «чернокожего»), её действия не могут быть расистскими».
Вместо того чтобы упиваться чувством собственной вины (а значит, смотреть на подлинных жертв свысока), нам нужно стремиться к деятельной сплочённости: вина и мировосприятие жертвы нас парализуют. Лишь объединившись, относясь к себе и другим как к ответственным взрослым, мы можем победить расизм и сексизм.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.