Основы бесланской трагедии были заложены Борисом Ельциным, который несёт, на мой взгляд, львиную долю ответственности за гибель детей из маленького осетинского города. Выпустив в 1995 году террористов из Будённовска вместе с заложниками, первый российский президент создал прецедент их победы, когда они, прикрываясь гражданскими людьми, смогли вынудить руководство страны отступить и позорно откатиться до мирных Хасавюртовских соглашений.
Я не стану писать о беде детей. Об этом сказано очень много, и наверно Беслан — один из самых ужасающих террористических актов нашего века, поскольку на территории европейского континента ещё никто целенаправленно не обрекал сотни девочек и мальчиков, начиная с несмышлёных малышей, на смерть и чудовищные страдания в условиях насильственной сухой голодовки. Причиной этого ужаса стал будённовский синдром.
Ельцин отпустил Басаева из будённовского роддома под влиянием Запада, который в те дни истерически давил на российское руководство, призывая не подвергать опасности жизнь заложников, тогда как сам в подобных ситуация ведёт себя совершенно иначе. Террору на Западе объявлено бескомпромиссное «нет». Именно для того, чтобы у террористов не было соблазна проверять европейские власти на слабо. Когда совершенно ясно, что любая попытка шантажировать государство жизнью гражданских людей обречена, их никто и не пытается повторить. Отдельная тема — атаки шахидов, которые представляют собой живые смертоносные механизмы, их цель — запугать не государство, а общество.
Басаевские бандиты не были шахидами. Они шли за победой, а не за смертью. И тогдашние власти не просто позволили им одержать эту победу — они гордились явленным гуманизмом, они купались в одобрительных откликах из европейских столиц. Они вообще считали, что открыли новую страницу истории.
На самом деле они выпустили из подполья смертоносные силы, которые раз за разом стремились воспроизвести эту победу. Поход басаевских и радуевских банд в Дагестан в конце первой войны был скорее пробой сил, и вполне успешной. Радуев тоже увёл заложников, и к нему ездили российские переговорщики договариваться о выкупе и освобождении людей. Ничего безобразнее представить себе было нельзя.
А параллельно шла работорговля. Боевики похищали людей в России и продавали их. Купленные возвращались новыми похищенными.
Почему Запад, считающий, что никаких договорённостей с собственными террористами быть не может, чеченских считал борцами за свободу и называл рейд в Будённовск акцией принуждения к миру? Он считает, что людоедство, если оно касается России, обретает вид вегетарианства, поскольку террор в человеческом обществе — это нетерпимо в абсолютной степени, но у нас — нормально. Свободолюбивые бандиты убивают тоталитарных. Первые, конечно же, лучше.
Нацизм нового образца, в полной мере проявивший себя в оценках произошедшего в Будённовске, совершенно фантастическим образом перекочевал и в понимание западной общественностью трагедии в Беслане. Известные французские философы, ныне покойные, нашли аргументы для того, чтобы тотально оправдать это беспримерное преступление, хотя на государственном уровне всё-таки Европе дышалось с трудом. Звериная природа чеченского подполья уже была раз и навсегда неотменяема.
Но и здесь нашлось немало охотников уравнять в жестокости нападавших и оборонявшихся. Особо свирепствовала отечественная либеральная общественность, точно рассчитывавшая, какой танк и как ударил не туда, какая бомба от этого сдетонировала в спортзале, скольких детей можно было спасти, уступив террористам. Не уступили и спасли множество.
Заключительной конвульсией будённовского синдрома стала Дубровка. Ответом на этот теракт была поставлена точка. Никаких иных серьёзных попыток принудить российское руководство признать право территории, ставшей источником самого разнузданного терроризма, на существование, больше не предпринималось. Были (как вторая серия) самоподрывы шахидов, но и они ввиду полной неспособности заставить Россию оцепенеть от страха быстро сошли на нет.
Мы живём в условиях полной ликвидации самой перспективы повторить Будённовск. И это заслуга тех, кто, придя к власти в стране, использовал тот же базовый принцип в отношениях с террористами: никаких переговоров и уступок. Благодаря этому Беслан был один, а не несколько.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.