Академик Валерий Легасов вместе с заместителем председателя совета министров СССР Борисом Щербиной подлетают на вертолёте к дымящейся Чернобыльской АЭС.
— Пролетите прямо над реактором! — приказывает Щербина пилоту.
— Если пролетим над реактором, — говорит Легасов, — умрём через две недели!
— Летите! — настаивает Щербина. — Или я вас застрелю!
— Пролетите, — говорит академик пилоту, — и завтра будете умолять, чтобы вас застрелили!
Пилот тревожно смотрит то на академика, то на заместителя председателя и разворачивает вертолёт от реактора.
В этот момент становится понятно, что достоверность в сериале HBO «Чернобыль» закончилась, началось кино.
На этой неделе вышла вторая серия американского сериала, посвящённого чернобыльской катастрофе — событию, вызывающему зуд народной и международной памяти.
Основная особенность той катастрофы в том, что ничего подобного не случалось в истории человечества до неё и, к счастью, пока не случилось после — людям пришлось иметь дело с явлением экстраординарным и для неспециалистов таинственным, зловещим. Для специалистов же — губительным и временно неподвластным.
В первой серии мини-сериала главный герой Валерий Легасов через два года после катастрофы записывает на аудиокассеты всё, что ему известно об аварии, прячет их в тайнике рядом с дворовой помойкой, выпивает стакан, докуривает сигарету и заканчивает жизнь самоубийством.
Это пунктирное и довольно точное изображение последних дней жизни реального советского академика.
Академик Легасов был одним из основных руководителей ликвидации последствий взрыва на ЧАЭС — он оценил масштабы катастрофы, он придумал смесь, которой нужно было засыпать разрушенный реактор, он настоял на эвакуации Припяти, он сделал пятичасовой доклад на венской конференции МАГАТЭ в августе 1986 года. Считается, что именно этот доклад смягчил последующую реакцию западных стран на аварию.
И он действительно записал несколько аудиокассет и действительно покончил с собой в 1988 году.
Это судьба античного или, по крайней мере, шекспировского героя: благородство, ум, подвиг и трагическая смерть.
И кажется, именно в нём сценаристы сериала увидели нечто таинственное, притягательное и необъяснимое — в нём, в герое, а не в реакторе, не в реакции на аварию советского правительства, не в опасности последствий.
Всё это тоже важно, но всё это стало антуражем для истории, посвящённой человеку.
Проще всего толковать историю аварии на ЧАЭС как историю развала Советского Союза — неуправляемая реакция, некомпетентность ответственных лиц, превосходство идеологии над здравым смыслом, непредсказуемые и чудовищные последствия.
Пока что в сериале приятно удивляет то, что создатели отходят от этого напрашивающегося стереотипа.
В одном из эпизодов на совещании руководства станции в первые часы после аварии старый большевик говорит, что нельзя всякими мелочными сообщениями об эвакуации отвлекать население от того, что для него важнее всего — от труда. Но уже в следующем эпизоде этот же партийный старик с грустными глазами послушно садится в автобус со всем остальным населением Припяти.
В сериале оказывается, что человеческое выше идеологического просто по закону жизни. И даже Советский Союз получается обществом людей, а не трудовых антропоморфных роботов. Но каких людей! Людей, создавших гигантскую вселенную, которую интересно изучать и 30 лет спустя после её гибели.
И вот мир советского человека в сериале воссоздан блестяще. Мне бывает тяжело мириться с несоответствиями эпохи в кадре — увижу на тумбочке будильник, которого не могло быть в Москве в 1986 году, и всё, пропал для меня фильм.
Но в «Чернобыле» всё, от плитки на кухне до ручек дверей, от сигарет до графинов на столах чиновников, от мусорного ведра до здания ЦК КП БССР точно нейрохирургически. Концентрация объектов советской материальной культуры в кадре делает каждый из них музейным экспонатом.
Фактически этот сериал стал попыткой понять не причины катастрофы, а восстановить оболочку советской жизни как саркофага, под которым существовало общество, породившее героев, цивилизацию, Победу, мирный атом, старых коммунистов, красивых жён и мужественных пожарных, самоотверженных врачей и самодовольных руководителей, гениальных физиков и просто честных людей.
В сериале есть свой сюжет, который расходится с исторической реальностью, но тут важно помнить, что сериал — произведение художественное, есть нормативы жанра, есть сценарные необходимости.
Во второй серии появляется женщина-физик из Минска — Ульяна Юрьевна Хомюк, которая обнаруживает у себя в шкафу подробный план Чернобыльской АЭС и спешит с ним на место катастрофы, чтобы объяснить академику Легасову, что реактор мало засыпать смесью — из отсека нужно откачать воду, которая там накопилась, потому что пожарные машины накачивали её туда всю ночь, а значит, вода от перегрева может создать эффект водородной бомбы.
Каждый зритель поймёт, что такая сюжетная линия — просто дань следования современному сценарному канону. Никаких чертежей атомной электростанции в шкафу быть не могло, доехать из одной республики в зону бедствия, находящуюся в другой, за несколько часов невозможно, в конце концов, кто бы её пустил? Но так нужно для сюжета.
Примерно к этой же необходимости можно отнести и историю трёх рабочих, которые за 400 премиальных рублей и после вдохновляющей речи о героизме соглашаются проплыть под реактором по заражённым каналам, чтобы открыть вентили и выпустить опасную для всей Европы воду. Вопрос: куда?! Это художественная условность. И таких условностей в сериале ещё будет много.
Но важно не это. Важно, что благодаря педантичному подходу и масштабу темы в сериале вдруг раскрывается мир — давно ушедший, но живой. Завораживающий и суровый мир советского человека.
Мир, который фонит до сих пор.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.