Конечно, вы уже забыли, что до дурацкого выражения fake news было старое доброе выражение «газетная утка». Хотя бы потому, что выдуманными могут быть не только новости, но и целые репортажи и расследования.
На самом деле у нас на глазах происходит «расчехление» всей системы леволиберальной машины пропаганды Германии, и называется оно «кейс Клааса Релотиуса».
Есть такая новая звезда немецкой журналистики — 33-летний Клаас Релотиус, который за последние годы собрал все возможные журналистские награды и призы как в стране, так и за рубежом: например, он стал журналистом года по версии CNN (наряду с Аркадием Бабченко и Таней Фельгенгауэр с «Эха Москвы»). Слава его достигла Капитолийского холма. Он писал репортажи из горячих точек Ближнего Востока, где кровавый Асад не даёт жить сирийским детям, он писал репортажи с границы США и Мексики, где банды ультраправых реднеков по ночам стреляют в сторону несчастных беженцев. Он писал трогательные истории о том, как живётся сирийским сиротам в ужасных турецких лагерях. Он даже писал о том, как ему таки удалось вытащить сирийских детишек в Германию и их усыновила семья немецкого врача.
Он получил признание и профессиональные награды примерно за 40 публикаций в Der Spiegel («Зеркало») и ещё немного в Die Welt, Cicero, Zürcher Zeitung, Frankfurter Allgemeine Sonntagszeitung и так далее.
Всё началось с того, что соавтор Релотиуса по репортажу с мексиканской границы («Граница охотников»), который писал свою часть с другой, мексиканской стороны границы, выразил недоверие красочному рассказу Релотиуса, как он за два дня внедрился в банду правых реднеков, которые только и ждут, как бы пострелять по мексиканцам из своего джипа. Соавтора-мексиканца начали гнобить в редакции — как он посмел оклеветать светоча европейской журналистики «и вообще ты кто такой». Два месяца его называли клеветником и подонком, но мужик упёрся, потому что не желал себе реального профессионального позора.
На всякий случай проверили редакционную почту Релотиуса и поняли, что переписка с «контактным лицом» им сфальсифицирована. И началось. А тут подоспел турок-фотограф из «Магнума», который работал с ним над репортажем из лагеря беженцев в Турции, и сообщил, что трогательная история, над которой рыдали домохозяйки Гамбурга и Мюнхена, про брата и сестру из Сирии, потерявших мать, звёздным репортёром выдумана — начиная с того, что и не брат с сестрой, и мать одного из них спокойно работает в собственном магазинчике. Издание Die Welt на всякий случай тоже проверило трогательную историю, которую он им продал, и она тоже оказалась фуфлом. Более того, выяснилось, что ту же самую заметку практически слово в слово он продал в другое издание — Zürcher Zeitung, что по любым профессиональным меркам полное табу в любой стране.
Der Spiegel опубликовал огромный материал про то, как их «обманывал жулик Релотиус», и у него отобрали все награды. А затем ещё и выяснилось, что под слезливую историю о сирийских сиротках Клаас Релотиус учредил сбор денег с читателей на свой личный счёт. Сколько денег он собрал и куда они все делись, никто не знает.
Сейчас редакция Der Spiegel договорилась уже до того, что, наверное, он душевнобольной. Но читателей интересует несколько другое — как годами вся редакционная машина систематически пропускала в печать десятки фальсифицированных репортажей и статей, куда смотрели все эти люди из службы проверки, редакторы, начальники отделов и так далее. Там же сидят десятки людей с огромными зарплатами и со специальными журналистскими налоговыми льготами.
Ответ прост: он писал то, что им было нужно. Он же не писал про то, что никаких нацистских маршей, равно как и «охоты на иностранцев», в Хемнице не было. За такую заметку его бы быстро вышибли не только из редакции, но и из города. Ведь именно за озвучивание этой информации уволили главу разведки Германии и не поперхнулись. Потому что она противоречила «линии партии». А тут всё как надо: кровавый Асад, русские бомбы в Алеппо, несчастные сироты в адских турецких лагерях, ультраправые трамписты Америки — всё как того требует редакция.
Der Spiegel сейчас пытается представить всё как «единичный случай с душевнобольным», на что немецкая аудитория уже начинает смеяться в голос, потому что именно этими словами описывается каждый случай террористического или криминального нападения со стороны беженцев в Германии: «единичный случай», «душевнобольной». Но картина понятна не только немцам.
Посол США Ричард Гренелл раскритиковал Der Spiegel в связи с делом Клааса Релотиуса и выразил «обеспокоенность» тем, что руководство Der Spiegel «форсирует такой тип материалов, а репортёры явно выполняют то, что требуется руководству». Он обвиняет Der Spiegel в антиамериканизме, утверждая, что журналисты и редакторы «регулярно публикуют информацию и сообщения, которые не были бы такими лживыми, если бы факты были проверены в первую очередь с помощью посольства США»: к сожалению, журналисты Der Spiegel «даже не звонят» туда, прежде чем писать. Гренелл, конечно, смешной — ну кто из журналистов будет спрашиваться у посольства? Но в целом он всё понял верно: что хочет получить редакция, то ей и несут.
Проблема в том, что читатель в Германии умней и порядочней писателя, и это видно по комментариям к статьям. В тех изданиях, где вообще ещё остались комментарии, потому что Der Spiegel настолько боится и не доверяет своей аудитории, что такой функции у них просто не существует. Но зато, например, в Die Welt «каменты» интересней, чем редакционные тексты, и там при обсуждении уток Клааса, что стучат в сердце местной журналистики, люди пишут о «крахе лево-зелёной пропаганды». «То есть они хотят сказать, что до Релотиуса в Der Spiegel была чистая правда?» И вспоминают, что грязную ложь об «экстремистах в Хемнице» на следующий день после демонстраций жителей этого города запустил именно Der Spiegel. «Не думаю, что это единичный случай, его таким сделала профессиональная среда», — пишет один читатель. «Мне очень подозрительны все эти душещипательные фоточки про беженцев — женщин и детей — на лодках в Средиземном море», — комментирует другой.
А сам Релотиус смог сказать только одно в ответ: «Да, я больной, но вам же нравилось то, что я пишу». По-моему, очень талантливый парень — так пригвоздить систему в одном предложении.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.