Уже несколько дней Донбасс живёт в условиях нового формата военных действий. 30 апреля Киев упразднил так называемую антитеррористическую операцию, поменяв её на операцию объединённых сил (ООС). В чем новация? В том, что управление ходом боевых действий перешло от Службы безопасности Украины к Вооружённым силам. Кроме того, Порошенко получил возможность вводить особый режим в любой области страны и задействовать там военных.
Пока никаких последствий означенное переименование не повлекло. Артиллерийские обстрелы, интенсивность которых повысилась в течение последних двух недель, продолжаются без всплесков или затяжных пауз. Никаких признаков широкомасштабного наступления (хотя на мариупольском направлении группа украинских энтузиастов попыталась куда-то выдвинуться, но была остановлена и с потерями откатилась). Тоже новость из числа вполне привычных. Подобные не слишком осмысленные прощупывания серой зоны в надежде продвинуться вперёд хотя бы на 500 метров или более предпринимаются регулярно.
Законодательная новелла об ООС имеет весьма сомнительную ценность только для президента Украины Петра Порошенко. На самом деле с самого начала военных действий речь шла о полноценной войсковой операции, главным двигателем которой и стали Вооружённые силы — вопреки украинской Конституции, запрещающей использовать армию для решения внутриукраинских проблем. Сейчас в соответствии с так называемым законом о реинтеграции Украина воюет не с населением Донбасса, которое номинально состоит из украинских граждан, а с внешним агрессором и оккупантом — Россией.
Ситуация, поданая таким образом, снимает вопрос об ответственности политического и военного руководства страны за гибель тысяч людей и разрушенные населённые пункты Донбасса. Это ведь освобождаемые от оккупации украинские территории.
Борис Грызлов, представляющий Россию на переговорах в Минске, в связи с переименованием военной операции заявил, что Киев выбрал силовой путь решения, отказавшись от политического урегулирования. Отчасти это действительно так, поскольку, несмотря на то что ООС достались в наследство от АТО ограниченные ресурсы, не позволяющие легко смять оборону народных республик, у закона о реинтеграции есть своя полностью исключающая использование переговорных инструментов логика.
«Минск» создан и существует как площадка, на которой при посредничестве Москвы должны решать проблемы разной степени важности и сложности представители Киева, Донецка и Луганска. Но власти двух республик в украинском законе квалифицируются как «временные оккупационные администрации». О чём можно говорить с оккупантом? Только об условиях сдачи.
Руководство Украины уже давно отказалось рассматривать ДНР и ЛНР как самостоятельных субъектов переговорного процесса, утверждая, что республики являются образованиями, созданными не по собственной воле, а благодаря усилиям Москвы. Собственно и два армейских корпуса, защищающие Донбасс, — это российские Вооружённые силы, агрессию которых приходится отражать ВС Украины. Закон и смена формата законодательно закрепили и оформили то, что можно назвать войной с Россией без объявления войны.
Едва ли это приведёт к каким-нибудь серьёзным осложнениям на линии фронта, поскольку украинская армия ещё не вполне оправилась от потерь 2014—2015 годов, когда в ходе боёв она утратила значительную часть тяжёлого вооружения. Восполнить понесённый урон она всё ещё не смогла.
Кроме того, если не считать так называемых территориальных батальонов, укомплектованных добровольцами-националистами, в целом уровень мотивированности среди украинских военнослужащих остаётся низким, что исключает героические массовые прорывы.
Но минские переговоры с участием представителей двух республик всеми законодательными нововведениями не просто похоронены, но и объявлены невозможными. В практической плоскости это тоже не будет иметь никаких быстрых и драматических последствий, поскольку минская площадка уже и без того давно захирела и используется не для обсуждения каких-то стратегических аспектов конфликта, а для решения технических вопросов. Главным образом на ней согласовываются сроки очередного перемирия. В этом качестве она, по всей вероятности, и далее будет влачить жалкое существование.
Если смотреть на события шире, то законодательная деятельность Верховной рады (а речь не только о законе о реинтеграции — на подходе ещё несколько законопроектов, ограничивающих в правах жителей Донбасса) формирует такую логику развития событий, в рамках которой не просматривается никаких иных горизонтов урегулирования конфликта, кроме войны, взятия под силовой контроль сепаратистских территорий и последующей их зачистки.
Такие решения уже сами по себе подталкивают украинское руководство к авантюре, подобной той, которую развязал Михаил Саакашвили в августе 2008 года.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.