Горестный текст колумниста The New York Times Дэвида Брукса, даже как-то подкупающий трогательной обидой на несовершенство окружающего мира, которая буквально проступает сквозь строки, весь посвящён Владимиру Путину. Автор с сожалением признаёт, что российский президент является сегодня самым влиятельным политиком на планете, у которого есть поклонники в разных частях света. И даже более того, журналист довольно точно указывает на причины беспримерного успеха и популярности главы российского государства.
Его политическая карьера, указывает Дэвид Брукс, началась в тот момент, когда западные реформаторы чуть было не угробили Россию. Тогдашние команды американских экономистов (видимо, имеются в виду советники правительства Гайдара) полагали, что если приватизация будет проведена надлежащим образом, то закон, порядок и социальная организация общества устаканятся сами собой.
Но ничего подобного не произошло. Напротив, следствием реформ стала чудовищная социальная катастрофа, в результате которой продолжительность жизни российских граждан оказалась ниже того же показателя в Бангладеш, правительство стало полностью недееспособным. Бывшие партийные функционеры, дорвавшись до власти, занимались тем, что беззастенчиво разворовывали ресурсы огромной страны. А сменявшие друг друга администрации США унижали Россию на международной арене.
И в этот критический для страны момент её правителем становится Путин. За 18 лет его пребывания у власти средняя продолжительность жизни в России вышла на отметку 71 год, что является историческим максимумом, отмечает Брукс. Экономика восстановлена, на международной арене российские позиции укрепились настолько, что позволяют говорить о ней как о мировой державе. Так примерно американский журналист рисует этапы политического пути российского лидера.
Он, что важно, говорит о том, что не стоит особенно рассчитывать на то, что экономические проблемы России могут снизить привлекательность Владимира Путина. Власть российского политика отнюдь не экономическая, она базируется на культуре и идеологии.
Во всём вышесказанном ничто не вызывает желания спорить, нет моментов, которые нуждались бы в опровержении. Всё изложенное является верным, хотя взгляд и кажется в иные моменты несколько поверхностным, что, впрочем, абсолютно извинительно, поскольку это взгляд со стороны. Но дальше американский журналист вступает в схватку с «путинским авторитаризмом» именно с культурных и идеологических позиций. И здесь начинается самое интересное, поскольку сразу появляется чувство, что он как бы напрочь забыл всё, о чём писал выше.
Либеральная демократия, утверждает колумнист, стоит на той идее, что власть должна проявлять себя через систему общественных отношений и институтов, тогда как Путин исходит из того, что эта самая власть должна замыкаться на одном человеке, который находится на самом верху, и уже от него «стекать железными линиями вниз». Удивительно, что автор не удосужился перечитать написанное им выше. Возможно, в этом случае он не стал бы делать странные и противоречивые утверждения. Ведь Дэвид уже успел проговорить очень существенные вещи: что попытки России копировать западный институциональный опыт, а также приватизация, проводившаяся под чутким надзором американских экономистов, стали причиной социальной катастрофы, чуть было не погубившей Россию.
Если это так, то очевидно, что для устранения последствий чудовищного эксперимента и преодоления хаоса во властных структурах всех уровней, прежде всего региональных, нужен был властитель с железной волей. Никаких институций и системы отношений, гарантирующих порядок и сохранение единства страны, не существовало. Так что «путинский авторитаризм», если это вообще можно так называть, был жизненно необходимой заменой беззастенчивому грабежу страны олигархами и чиновниками и её развалу, вошедшему уже в терминальную стадию.
Далее Дэвид Брукс говорит о незыблемых основах либеральной демократии, таких как Конституция, демократические нормы и идеалы. Путин же, по его мнению, в компании с Трампом и Си Цзиньпином легко нарушают любые правила ради того, чтобы сосредоточить в своих руках максимальный объём власти. Поклонников российского лидера это не слишком беспокоит, поскольку они всецело доверяют его способности принимать верные решения, пусть и в нарушение всех стандартов демократии. В тяжёлые времена людям легче сплотиться вокруг лидера, нежели сохранить веру в идеалы. Здесь вообще всё кажется странным. Разве в России нет Конституции, законов, не проводятся выборы, разве последние 18 лет не были периодом упорядочивания жизни, наведения порядка и создания свода правил, которые дали бы возможность людям иметь долгосрочный горизонт планирования?
Кроме того, Дэвид, опираясь на опыт изучения американской истории, мог бы самостоятельно прийти к выводу, что институты, идеалы и законы не перекрывают абсолютно роль личности, принимающей судьбоносные решения.
Достаточно вспомнить имена Вашингтона, Кеннеди, а из новейших времён — Рональда Рейгана. Да и помянув недобрым словом Дональда Трампа, либеральный журналист на самом деле признал, что один человек способен наворотить дел, — как плохих, так, видимо, и хороших.
Ну и последний выпад основывается на утверждении, что либеральная демократия строится на доверии и уважении к человеку, тогда как авторитарный правитель, подобно Гоббсу, считает людей низкими, лживыми, неблагодарными и склонными к наживе. В тяжёлые времена цинизм воспринимается как бесстрашие, тогда как идеализм выглядит как бесхарактерность и слабодушие. Брукс упрекает Путина в том, что тот нетерпим к геям, мусульманам и атеистам и отвергает культурное разнообразие.
Что касается культурного разнообразия, то Россия с её полиэтничностью и многоконфессиональностью может являться примером «цветущей сложности» культуры. Тут даже опровергать нечего. Касательно того, что люди кажутся Путину подлым сословием, я вообще не в состоянии понять, на чём основывается такой вывод. То, что Россию чуть было не постигла катастрофа и ей понадобилось время, чтобы собраться, вовсе не свидетельствует о глобальном неверии российского президента в природу человека. Да, нашей стране нужен опыт существования в рамках права, уважения к закону и институтам, но для того, чтобы его набрать, 20 с лишним лет явно недостаточно. Но и по этой части мы показываем куда более значительные успехи, нежели все бывшие советские республики, ставшие самостоятельными государствами.
Итак, что мы имеем в сухом остатке. Колумнист The New York Times пишет о том, как Запад и его советники, включая американцев, чуть было не погубили Россию, а потом сетует на то, что русские не желают прислушиваться к либеральной демократии, остающейся цитаделью добра и разума. Я не очень понимаю, как он сам для себя сумел связать в единое и непротиворечивое целое две части своей статьи. Либеральная демократия в глубоком кризисе. Скорее ей стоило бы адресовать те обвинения, которые Брукс предъявляет несуществующему авторитаризму. Она оказалась равнодушна к обычному человеку, сделав приоритетом мультикультурализм, а на самом деле позволив чуждым, а подчас и враждебным культурам ломать привычный порядок жизни западного человека. Она возвела в абсолют сексуальные пристрастия человека и права девиантных групп в ущерб традициям и христианской цивилизационной парадигме. В той кошмарной реальности, которую нагромоздили либералы, людям жить страшно и неуютно.
Брукс пишет, что современный человек живёт «во времена беспокойства и недоверия». А кто породил эти беспокойство и недоверие? В течение очень долгого времени либеральная демократия безраздельно властвовала на планете. Не несёт ли она ответственность за столь плачевные итоги своего правления? Подумайте об этом на досуге, Дэвид.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.