Такое кино

«Искусство, а документальное искусство тем более, — всего лишь зеркало, в котором отражается мир. И если в мире сегодня есть батальон «Айдар», то и он может отразиться в этом зеркале. Нет, я бы не стала снимать этот фильм, ну или книг бы писать таких не стала совершенно точно. Пусть отражаются без моего участия».

На фестивале «Артдокфест» показали фильм Беаты Бубенец «Полёт пули», посвящённый украинскому батальону «Айдар».

Я специально пишу так сухо и немного казённо, чтобы абстрагироваться от эмоций и личностных оценок. 

Потому что если впадать в оные, то надо либо зайтись в истерике, либо утонуть в лютом пафосе. 

Потому что для одних это банда отморозков-карателей, убивающих людей в Новороссии. Для других — героические ребята, сражающиеся за территориальную целостность своей страны.

Кто из них прав, рассудит только время. 

А пока это открытая рана, она кровоточит и не даёт жить спокойно: это сотни убитых, это ярость, ненависть и желание мстить, мстить, мстить. 

И сейчас, снимая, возможно, и талантливый фильм, посвящённый одной из сторон, режиссёр Бубенец, вне всякого сомнения, понимала: будет скандал.

Собственно, расчёт и был на скандал.

Талантливое или не очень, скандальное всегда продаётся хорошо.

Беата Бубенец об этом знает наверняка, она уже снимала документальные ленты, просто обязанные стать скандальными: про бывшего православного экстремиста Энтео, нашедшего своё тихое семейное счастье в объятиях бывшей кощунницы-пуськи, про чеченского боевика Руслана, отметившегося и в Приднестровье, и в Абхазии, и на Украине.

Скандал, так понимаю, ожидаемо прогнозировался и теперь, но что-то пошло не так. 

Скандал вышел из-под контроля, зажил своей самостоятельной жизнью и даже распался на три составляющие, каждая из которых заслуживает отдельного разговора.  

Ну смотрите. 

Как бы люто оппозиционному документалисту Беате Бубенец вдруг припомнили её отнюдь не оппозиционное прошлое. И то, что была комиссаром движения «Наши», и то, что работала журналистом Первого канала, и даже то, что не Беата вовсе, а Лена. 

И это категорически неправильно. 

Всякий человек — тем более молодой — вправе выбирать себе и имя, и убеждения, и друзей, даже Родину, если жить на прежней вдруг оказалось невмоготу. Вы простите за назидательность, но это неотъемлемое, если мы живём в свободном мире. 

Переосмысление, переоценка ценностей и смыслов, озарение, наконец, — вот это вот всё с людьми случается. С разными. По разным причинам.  

И судить их за это не надо. 

Вы не такие? У вас всё от роду и до веку? Ну и здорово. Гордитесь собой и детям своим завещайте гордиться. Гордиться. Но не швыряться камнями в тех, у кого случилось иначе. 

Это раз. Два — сама тема.

Те, для кого «Айдар» — сборище отморозков-садистов, возмутились самим фактом появления на московском фестивале такого фильма.  

Тут всё сложно.

Искусство, а документальное искусство тем более, — всего лишь зеркало, в котором отражается мир. 

И если в мире сегодня есть батальон «Айдар», то и он может отразиться в этом зеркале.

Нет, я бы не стала снимать этот фильм, ну или книг бы писать таких не стала совершенно точно. Пусть отражаются без моего участия.  

Да, я скорее с теми, кто считает айдаровцев карателями.

Но это как раз тот случай, когда я готова отстаивать право Беаты и прочих снимать фильмы и писать книги о том, что мне чуждо и даже отвратительно.

Не провожу прямых параллелей, но творчество Лени Рифеншталь уже ведь никак не вычеркнуть из мирового документального наследия. При всей мерзости тех, кого она воспевала. 

И это два. Но есть и три. И вот это «три» по-настоящему плохо и страшно. 

У меня дальше будет довольно длинная цитата, взятая из социальных сетей и выбранная неслучайно. 

Автор, как я понимаю из его открытого аккаунта, отнюдь не охранитель, скорее (простите за штамп, но так проще и быстрее) «последовательный критик режима», а местами и борец с оным.

И вот. 

«Безотносительно художественных достоинств фильма, начинается он с того, что местные жители как-то не очень рады, что их снимают… Подскакивает чувак с автоматом, наставляет ему дуло в лоб и говорит, что это, сука, оперативная съёмка. Проверяет документы. «Ты сепаратист! На референдуме голосовал?» Второй мужик вступается за него, его пихают в машину, надевают на голову одеяло и везут в подвал. 

Беата сидит на переднем сиденье. В подвале его ставят на растяжку, запугивают, а потом он им рассказывает и рисует на школьной доске, где там, в его городе, блокпосты сепаратистов, как лучше этот город атаковать, тут гаражи, там лагерь. 

…чувак несколько раз называет свои Ф.И.О. и место жительства, в кадре его паспорт, он сдаёт блокпосты, не зная, что тут снимают кино, потому что ему ещё раз сказали, что «девочка ведёт оперативную съёмку». 

А потом он возвращается домой, к семье и двум детям, которые живут на территории ЛНР.

….а как это вообще? Беата ответила, что она пыталась связаться с этим мужчиной, чтобы получить его согласие, но ей сказали, что он там больше не живёт. Что?! Кто сказал? Где он живёт?

И тут глубокоуважаемый Виталий Манский взял у неё микрофон и сказал, что поскольку фильм продюсировали латвийцы, то они обсуждали «юридические моменты» — можно ли снимать человека, когда он в плену, и решили, что для телека, может быть, заблюрят лицо. А на фестивале можно и так. Тут же все свои, да?

И тут выходят к сцене наши «добровольцы» из Донбасса и устраивают митинг. И я думаю, они-то постараются найти этого пленного мужика. Надеюсь, что не найдут.

Юридические моменты меня в этой истории не волнуют. Этические — да…» 

Понимаете, да?

Беата Бубенец ведёт съёмку, бойцы «Айдара» заявляют в кадре, что она ведёт «оперативную съёмку». В кадре мужчина под пытками (а «ставят на растяжку» — это именно пытка) и угрозами сдаёт расположения бойцов армии Новороссии, потом называет своё имя и все данные, потому что уверен: это оперативная съёмка. 

И его лицо, и его личные данные показывают на фестивале. И учредитель фестиваля говорит, что тут «все свои» — потому ничего, можно. 

А потом в зале этого же фестиваля появляются сторонники Новороссии, которые, конечно же, видели и запомнили и лицо, и все данные этого человека.

И для них он однозначно предатель. И там идёт война. И что с ним теперь случится — можно только предположить, но очень не хочется, потому что об этом страшно даже думать.  

А режиссёр-документалист потом лопочет беспомощно, что «ей сказали, что он там больше не живёт».

И это тот самый случай, когда «ради красного словца» (читай: фестивального хайпа) не жалко человеческой жизни.

И я вот думаю, что бы творилось сейчас в либеральных СМИ и бложиках, если бы Беата Бубенец осталась Леной Степановой из движения «Наши» и вела свою «оперативную съёмку» под прикрытием бойцов Новороссии.

И возразить им мне было бы нечего. 

Но сегодня «Медуза» славит прекрасный фильм Беаты Бубенец.

И действительно, какое ей, «Медузе», дело до жизни какого-то безвестного украинского — или русского? — мужика, которого сначала пытают, а потом сдают как отработанный материал тем самым «сепаратистам», против которых воюют герои фильма.

И последнее. Самое главное, пожалуй. 

Я очень надеюсь на то, что те люди, которые сейчас принимают решения в Новороссии, прочтут эти строки. 

Я очень прошу их проявить сострадание и милосердие к этому несчастному человеку, если он вдруг окажется в зоне их ответственности. 

Ну чем-то ведь мы должны отличаться от батальона «Айдар» и Беаты Бубенец, ведь правда?

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.