«Уже все умерли, я помню, как моя мама говорила: «Не бойся, маленький, мы все умрём». Потому что в каждой комнате уже лежал мертвец. Папа, бабушка…»
Так рассказывал мне Илья Сергеевич Глазунов, осиротевший и чудом спасшийся в блокаду. Его 12-летним вывезли по Дороге жизни через Ладогу.
Мне довелось побывать у него, проговорили много часов. Он здорово свистел! Счастливый молодецкий свист в два пальца гулял по галерее с яркими картинами, видя которые, мгновенно назовёшь автора — точный признак оригинальности.
В нём было ожидание чуда. Он был похож на сказочного птенца, только что вылупившегося из пурпурного пасхального яйца.
Про окончание войны, запомнившееся навсегда: «Я приехал из деревни новгородской. Вся Москва была, как будто снимается фильм: в золотых погонах. Это было поколение победителей — непридавленные гордые лица, и ночное небо озарялось салютом».
Он был влюблён в русскую историю. Прославлял Россию, видел в ней лучшее и надеялся на лучшее. Поклонялся Достоевскому. Нападал на Петра, но боготворил Петербург. Был православным монархистом — и рисовал Гагарина, Альенде и Кастро, солдат во Вьетнаме и Никарагуа.
Ещё молодым, он собрал альбом старой, несохранившейся Москвы. В 1970-м остановил генплан реконструкции столицы и этим спас множество исторических зданий в центре.
Создавал спасительное для истории и культуры Всероссийское общество охраны памятников. Оставил стране огромный музей икон и живописи, коллекцию уникального народного костюма и северной утвари.
Вкладывал все деньги в поддержку молодых, воспитав поколения художников, скульпторов, реставраторов. Один из убитых в октябре 1993-го — его 18-летний студент Дмитрий Обух.
«Хорошо было в тайге глухой, — говорил мне Глазунов. — Сослали туда после картины, о которой было много шума. Это дипломная работа, забытая давно. Уже голосовали, чтобы меня приравнять к статусу Солженицына и выслать в Америку. Только один голос — Сергей Владимирович Михалков, мой благодетель — сказал: «Хватит плодить диссидентов. Ещё одного вышлете». И я остался. Но меня послали на БАМ в глухую тайгу, чтобы я рисовал то, что видел. Я сделал 200 работ в Иркутске. Я видел, как там строят. Как построил быстро Александр III эту дорогу! И как там самоотверженно строили комсомольцы, клали рельсы на мёрзлую землю».
Глазунов не принимал многое советское, но про антисоветское говорил так: «Началось добивание России, когда сразу появилось три процента миллионеров, которым дали возможность захватить общенародную собственность. При Брежневе сказали о неперспективных русских деревнях, в наше время говорят о неперспективных моногородах. Мы видим, как бедно живёт русский народ. Я горжусь, что я русский. Я мог бы остаться в любой стране, но я всегда говорил: «Лучше на нары, в Сибирь, чем в Майами». Меня оставляли правительства Италии, Швеции… Я всегда возвращался и старался своим искусством воплотить мечты многих, их память о России».
О своих новых работах и планах: «Это пейзажи Ростова Великого. «Русский Север» — о людях, которых я люблю. И самое главное, хочу сделать проводы войск. Древнерусский мотив, когда идёт на битву дружина. Смятая рожь. И семья провожает…»
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.