В истории Марка Твена, если кто вдруг забыл, мальчиков было двое.
И в сущности, это простая и добрая сказка о том, что богатство, власть и даже высокое происхождение есть величины переменные, а честь и верность — категории неизменные и несокрушимые.
В нашей истории мальчик один.
И это никак не сказка, а если и сказка, то очень недобрая и с отчётливыми элементами политического триллера.
Чуткая сетевая общественность, которая весь субботний день обсуждала эту историю на все лады, как водится, разбилась на два непримиримых лагеря, один из которых немедленно провозгласил мальчика «арбатским принцем», а другой столь же скоро определил его в попрошайки.
Попробую сейчас очень коротко пересказать историю нищего арбатского принца, какой она вчера более-менее выкристаллизовалась в сети, — исключительно для того, чтобы поговорить о том, что творилось вокруг.
Это много интереснее и много важнее.
Но по порядку.
Маленький мальчик читал на Арбате Шекспира.
Мне очень хотелось бы поставить здесь точку и умилиться вместе с вами, но так не получится.
Маленький мальчик читал стихи за деньги. Кто-то утверждает, что не просто читал, но и приставал к прохожим. Кто-то говорит, что этого не было. Выяснилось, что мальчик читает здесь стихи не первый раз и видео с ним, читающим монолог Гамлета, давно гуляет по сети.
В любом случае, у ног мальчика стояла сумка, в которую люди бросали деньги.
К мальчику подошёл наряд ППС с вопросом, что он тут делает и где его родители.
Маленький мальчик наряд послал по хорошо известному адресу (по другой информации — ответил, что зарабатывает чтением деньги).
Наряд решил мальчика задержать.
И тут начались очень странные вещи.
Во-первых, маленький арбатский принц повёл себя как профессиональный вокзальный нищий — он истошно и как-то очень отрепетированно закричал: «Помогите!»
Во-вторых, откуда-то появилась женщина, которая с кулаками и матом бросилась на полицейских. Забегая вперёд, скажу, что женщину называли попеременно то мамой мальчика, то мачехой, то соседкой.
Документов, подтверждающих родство, она не предъявила.
В-третьих, откуда-то появилась журналист «Радио Свобода», которая всё происходящее немедленно зафиксировала на видео.
В-четвёртых, в отделение полиции, куда доставили мальчика с женщиной, очень быстро приехал папа мальчика сразу с несколькими адвокатами.
В-пятых, одна из адвокатов в Twitter потребовала прекратить высказывать любые догадки о том, что делал мальчик на Арбате.
В-шестых, папа немедленно стал давать интервью разным СМИ (и даже в комментариях у меня на FB предложил организовать прямой эфир).
На этом первый акт нашей истории заканчивается.
Начинается второй, в ходе которого в СМИ и сети поднялся адский шум.
Настолько громкий и всепоглощающий, что чуткая сетевая общественность забыла даже о митинге против реновации, о котором говорила всю предыдущую неделю.
И режиссёра Серебренникова оставила один на один со Следственным комитетом и 218 миллионами рублей.
И даже на смерть Збигнева Бжезинского не откликнулась достойной эпитафией.
«В Москве за чтение Шекспира задержан десятилетний мальчик».
Я не утрирую, я цитирую дословно.
Сегодняшним днём в новостном топе был только этот заголовок, его повторили десятки, а может, и сотни раз.
В прямом эфире «Дождя» бесконечно крутили ролик: маленький мальчик истошно кричит и бьётся в руках полицейских, рядом раненой птицей кружит молодая женщина с рюкзачком.
Потом начался акт третий.
Пытливое блогерское сообщество разжилось некоторой информацией о мальчике и его семье.
Выяснилось, что папа с сыном переехали в Москву из Киева, квартиру снимали друзья, и они же помогали деньгами — с работой у папы как-то не получалось.
Женщина, которая билась с полицией, — молодая мачеха, актриса. Папа, к слову, тоже человек творческий — то ли художник, то ли музыкант.
Я не хочу и не буду пускаться сейчас в конспирологические умозаключения и рассуждать о том, что слишком уж много совпадений оказалось вокруг маленького арбатского нищего. В конце концов, у Марка Твена с мальчиками тоже случились совершенно удивительные и, на первый взгляд, невозможные вещи.
И тут, вероятно, требуется многоточие.
Потому как правоохранителям предстоит ответить на многие вопросы: были ли допущены нарушения в момент задержания мальчика и его мачехи; действительно ли мальчик приставал к прохожим; правда ли, что зарабатывать деньги на улицу его отправил отец; не нарушены ли тут закон и права ребёнка. И только получив ответы на все эти вопросы, можно будет делать какие-то выводы.
Оставим мальчика наедине с Шекспиром.
Поговорим о взрослых дядях и тётях, которые выплеснули сегодня в информационное пространство ушат отнюдь не шекспировских страстей. И речь тут даже не о заголовках, которые перевернули историю с ног на голову.
Никто — ни один автор! — из тех, кто весь субботний день посвятил судьбе маленького арбатского нищего, не написал о том, что семье нужно бы помочь. Работой, деньгами, как-то иначе... Никто не предложил отвести талантливого ребёнка в театральную студию или каким-то ещё образом позаботиться о его судьбе.
Не задумался и не предложил подумать окружающим.
И ещё вот о чём подумала я сегодня: как повела бы себя неравнодушная общественность в чуть иных предлагаемых обстоятельствах?
Вот московская улица или вокзальная площадь. А на ней — мальчик-цыган. Ну и «Гамлета», соответственно, меняем на «ай-нэ-нэ». Дальше — всё то же: полиция, мальчик кричит, непонятная женщина бросается на полицейских...
Все так же отважно ринулись бы за него в бой?
И я ведь не о том совсем, что забирать детей на улице — хорошо. Я о том, что двойные стандарты — это плохо. Очень плохо. И даже отвратительно, если быть честной.
Зато беглый олигарх, пытающийся, в лучших традициях, из Швейцарии экспортировать революцию в Россию, аккуратно развернул ситуацию в русло своих революционных чаяний.
«Иногда хочется напомнить, что <…> москвичи пару раз «попрошайничали» с коктейлями Молотова. И кому-то было несладко».
И вот уже тени комиссаров в пыльных шлемах напрочь заслонили тень Гамлета.
А мальчик… Что мальчик? Был ли мальчик? Похоже, никому из кричавших сегодня это уже не важно.
Куда важнее было сойтись в яростном виртуальном бою и прокричать, заходясь в истерике, о том, что «страна, в которой полиция хватает детей за то, что они читают Шекспира, катится в пропасть».
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.