Убийство посла с очень давних времен считается тягчайшим международным преступлением. В силу самой сути той миссии, которую посол выполняет.
Посол — ещё и фигура символическая. Он говорит и действует не от собственного имени, но от имени суверена, снабдившего его верительными грамотами. Поэтому покушение на посла рассматривалось как символическое покушение на самого суверена. Этим, кстати, объясняется сочувственное понимание, а то даже и прямой восторг, с которым ряд украинских политиков (впрочем, русскоязычные освободители тут тоже отметились) встретили известие об убийстве Чрезвычайного и Полномочного Посла России в Турции А.Г. Карлова. Зачем ходить вокруг да около — им понравилось символическое убийство правителя России.
Но кроме символического аспекта есть и прагматический. Во все времена народы и государства не только воевали между собой. Порой — когда чаще, когда реже — они вынуждены были договариваться. Посредством тех самых посольских миссий. При неуспехе переговоров в действие вступал последний довод королей, то есть вооружённая сила, поэтому и говорят: «Война — это поражение дипломатии». Но ведь бывали и успехи дипломатии, благодаря которым войны удавалось избежать.
Такая деликатная миссия посла требовала гарантий личной неприкосновенности. Если посол не защищён своим особым статусом, возможность успеха его миссии делается совсем гадательной. Именно поэтому задолго до появления писаных венских конвенций неписаное правило гласило: послы неприкосновенны.
Ибо иначе с кем же переговариваться? При том, повторяюсь, что порой переговариваться нужно и даже жизненно необходимо.
Это сидит очень глубоко в сознании с самых давних времен. Вот почему, когда пришли скорбные сообщения из Анкары, рефлекторной реакцией многих обеспокоенных людей было: «Убийство посла — это война».
Культурное переживание понятно, но делать из него прямые политические выводы было бы всё же опрометчиво.
Прежде всего, надо научиться считать — как минимум до трёх. Говоря нынешним официальным языком, есть, во-первых, аккредитуемая сторона, то есть посол или послы, во-вторых — аккредитующая сторона, то есть власти страны, куда послы приехали, а в-третьих — тот, кто убил посла. Или приказал убить.
Если п. 2 и п. 3 совпадают, то да, убийство посла — это война или по крайней мере очень большой риск войны.
Катастрофе 1223 года (битве на реке Калке) предшествовал инцидент с монгольскими послами, прибывшими в ставку русских князей с посланием: «Слыхали мы, что вы идёте против нас, послушавши половцев, а мы вашей земли не трогали, ни городов ваших, ни сёл ваших; не на вас пришли, но пришли по воле Божией на холопов и конюхов своих половцев. Вы возьмите с нами мир; коли побегут к вам — гоните от себя и забирайте их имение; мы слышали, что и вам они наделали много зла; мы их и за это бьём». Выслушав послов, князья приказали всех их убить. Дальнейшее известно.
В 1480 году, согласно свидетельству одной из летописей (подвергаемому, впрочем, сомнениям), Иван III, отказавшись платить дань Орде, растоптал ярлык, присланный ханом Ахматом, «а гордых послов его изобити всех повеле… единого же отпусти жива, носящее весть ко царю, глаголя: «Да яко же сотворих послом твоим, тако же имам тобе сотворити».
В обоих случаях (а примеры из древних хроник можно умножать) всем — в том числе и стороне, приславшей послов, — было очевидно, кто повелел лишить их жизни. Убивали открыто, не таясь.
Но где-то с XVII века случаи явного убийства послов аккредитующей стороной сошли на нет. Практически все последующие убийства — вплоть до наших дней — были на совести третьей силы, отчего и убийства (конечно, не улучшавшие отношений между державами) всё же не влекли за собой войн. Мысль, что держава, на территории которой хотя и произошло убийство иностранного посла, но её власти ни прямо, ни скорее всего и косвенно к тому не причастны, не заслуживает немедленной военной кары, является уже общепринятой. Стали довольствоваться извинениями.
Здесь уместно гневное стихотворение Маяковского, написанное в 1927 году: «Читаю, но строчки стали // Мрачнее, чем худший бред. // «Вчера на варшавском вокзале // Убит советский полпред». При том, что в кампанию ненависти по поводу убийства полпреда П.Л. Войкова поэт вложился на 150% («ряды свои оглядывай зорче» — в смысле бдительности etc.), в вопросе об ответственности польского правительства он был весьма осторожен: «Подвиньтесь, паны! // Мы ищем тех, кто револьвер убийцы // Наводит на нас из-за вашей спины». Для агитатора, горлана, главаря — очень дипломатичная формулировка.
А с другой стороны — так и здравый смысл то же самое велит. Известно, как правительство Пилсудского относилось к СССР, но к убийству Войкова оно и вправду не имело отношения.
Равно как невозможно было вменить в вину правительству Ливии — хотя бы по причине отсутствия такового — убийство посла США Стивенса в 2012 году. В убийстве посла США Добса в феврале 1979 года просоветское правительство Тараки тоже было абсолютно не заинтересовано. С Грибоедовым и Воровским (который вообще был полпредом не в Швейцарии, где его убили, а в Италии) — та же картина. Убивала третья сила.
В самом худшем случае можно обвинить власти страны пребывания лишь в том, что они недостаточно озаботились охраной аккредитованных дипломатов. Правда, и здесь есть сложность. Эффективная охрана предполагает, что телохранители днюют и ночуют вместе с охраняемым объектом, знают все планы его передвижений и всюду его сопровождают — так, например, секретная служба США охраняет своего президента. Как эта полная прозрачность для спецслужбы аккредитующего государства вяжется с миссией посла, не вполне понятно.
К сожалению, надо признать, что на войне как на войне. Несмотря на то, что меч воина и перо дипломата — вещи вроде бы разные, опасности, подстерегающие хоть воина, хоть дипломата бывают одни и те же, и полностью их избыть невозможно.