Вообще-то война в Сирии идёт уже почти 5 лет, и про бедственное положение жителей Алеппо все мировые СМИ пишут регулярно и подробно, причём вне зависимости от политической ориентации и поддержки той или иной стороны в сирийской войне. Однако в современном мире властвуют не слова, а картинка. Чтобы вызвать массовое сочувствие, а тем более «волну ужаса и возмущения», нужна картинка выразительная и проникновенная. И тут, конечно, лучше всего работают дети, а точнее, их страдания (на втором месте щенки и котята).
В сентябре прошлого года ключевым эпизодом европейского кризиса, связанного с сирийскими беженцами, стала фотография мёртвого сирийского мальчика, которого вынесло на берег моря. Волна сочувствия, ужаса и возмущения прокатилась по миру, и против неё уже не смогли устоять ни правительство Великобритании, до того занимавшее предельно жёсткую позицию, ни правительства других стран, пытавшихся ограничить приём беженцев.
Трагедия Айлана Курди (так звали этого мальчика) была, разумеется, не первой. При попытках вплавь добраться до Европы гибли тысячи беженцев и мигрантов. И не только из Сирии. Об этом много лет регулярно писали и снимали репортажи сотни СМИ во всех странах Европы. Но всё это не имело решающего эффекта, пока не появилась эта фотография.
Про слова всё понятно — читать вообще непростое и долгое занятие, к тому же письменный текст располагает к рефлексии и не вызывает абсолютного доверия. Однако и видео, как оказалось, значительно проигрывает в эффекте фотографии. Этот феномен известен уже давно. Знаменитая фотография «Напалм во Вьетнаме», на которой плачущие дети бегут по дороге после атаки напалмом (а на девочке в центре кадра нет одежды, она сбросила её, чтобы спастись от ожогов), оказала огромное воздействие на отношение американцев к войне и сыграла значительную политическую роль. Собственно, в историю она вошла как «фотография, которая остановила войну». Однако видеокадры этого эпизода прошли вообще незамеченными. И только когда появилась статичная картинка, сделанная Ником Утом, мир содрогнулся.
Статичная картинка, как оказалось, куда сильнее воздействует на эмоции людей за счёт драматизации момента. В современном мире соцсетей и смартфонов эффективность фотографии ещё многократно усилилась.
Видео из Алеппо, из которого вырезан кадр с Омраном Дакнишем, не произвело бы и близко того эффекта. Какие-то люди что-то кричат, санитары, не слишком торопясь, носят откуда-то детей; ещё какие-то люди спокойно ходят вокруг, а двое или трое снимают всё это на камеру. В этом нет драматизма, всё это мы и без того ежедневно видим в новостях с Ближнего Востока (не только из Сирии, но и из Палестины); много рутины, которая уже стёрлась в сознании людей и перестала восприниматься как трагедия.
Впрочем, кроме «правильного ребёнка» и драматизма момента есть ещё важные детали технологии «фотографии, которая меняет мир». Эффект сочувствия должен быть закреплён и развит на уровне истории. У ребёнка должно быть имя, родители, братья и сёстры. Ну и наконец, должны быть злодеи, которые виноваты в его страданиях.
В случае с Ким Фук (голая девочка с фото «Напалм во Вьетнаме») — это южновьетнамские войска, на стороне которых воевала армия США, в случае Айлана Курди это европейские правительства, не желающие оказывать помощь беженцам. В случае с Омраном Дакнишем — правительственные войска.
Да это всё циничная технология информационной войны — игра на сентиментальных чувствах людей, манипуляция массовым сознанием. И какая бы свободная пресса ни была, она занимается этим в том числе. Собственно, потому её и называют четвёртой властью. А власть всегда дело довольно грязное и манипулятивное.
Всё это так. Но есть один очень значимый момент. К востоку от Алеппо, совсем рядом с городом, начинаются территории, контролируемые боевиками «Исламского государства»*. И там они не снимают страдающих детей, у них другая стратегия и технология — они снимают казни и издевательства. Разумеется, люди, снимавшие окровавленного мальчика в машине скорой помощи, участвуют в информационной войне. Они хотят заставить мировое общественное мнение играть на их стороне. Но они играют — вынуждены играть — по правилам и принципам, где страдание значимо, где война не норма, а трагедия. Где ценно сочувствие и сострадание.
Да и технология сочувствия и массовой ажитации работает не механически. Америка устала от войны во Вьетнаме, американцы не хотели больше убивать и умирать чёрт знает где и зачем. Потому и сработала технология «фотографии со страдающим ребёнком». Европа не могла себе позволить на своей территории гуманитарную катастрофу — так же, как не могли дольше продолжаться пререкания стран, пустивших беженцев, с не пускавшими их странами. Каким бы ни было сентиментальное чувство, родилось оно не на пустом месте. И в итоге привело к разрешению кризиса (не идеальному, но лучшему из возможных).
То же и с Алеппо. Мирные жители страдают в любой войне, но тут, в Алеппо, все ужасы войны ещё многократно усилены. Правительственным войскам в городе противостоят «Фронт ан-Нусра»** (радикальная исламистская организация, до недавнего прошлого — подразделение «Аль-Каиды»***) и отряды «Свободной сирийской армии», которые регулярно воюют и друг с другом. На востоке, непосредственно рядом с городом, расположились силы группировки «Исламское государство» (как и «Фронт ан-Нусра», признана террористической и запрещена во многих странах) — их позиции регулярно бомбит и российская, и американская авиация. А на севере ещё и отряды курдских ополченцев. Кто, куда, зачем и по кому стреляет в Алеппо, чаще всего вообще не понятно. Но стреляют и бомбят регулярно. И не первый год. И конца этому не видно.
И если «волна ужаса и возмущения» приведёт к тому, что ад, в котором живёт Алеппо и вся Сирия, прекратится, — так ведь и здорово.
* «Исламское государство», ** «Фронт ан-Нусра», *** «Аль-Каида» — террористические группировки, запрещённые в России.