Можно спорить о различных эпизодах Второй мировой войны. Даже генералы одной и той же армии порой ожесточённо спорят о былых сражениях, что же говорить о тех, кто в генеральских чинах не состояли и в разных армиях служили. Или вообще не служили нигде, отчего, не будучи связанными никакими соображениями мундира, мыслят совершенно свободно.
Но с годовщиной Победы над нацистской Германией получилось откровенно странно. Споры явились там, где вроде бы им и места не было.
9 мая 1945 года победное окончание самой страшной войны, которую довелось узнать России, было отпраздновано тридцатью залпами из тысячи орудий. День Победы был внесён в государственные святцы, откуда его никогда не выносили, а спустя 20 лет, в 1965 году, 9 мая стало выходным днём, и тоже навсегда.
Когда с падением СССР бои за историю распространились на 1917-22 годы — это-то понятно, установление принципиально нового режима редко обходится без жестокой гражданской войны, а итоги гражданской войны — даже и три четверти века спустя — хочется ревизовать. «Мил победитель богам, побеждённый любезен Катону».
Но то, что нам захочется ревизовать и итоги войны за физическое выживание народа, войны, ведшейся с самым грозным и жестоким иноземным врагом — это трудно было предвидеть. Ещё можно понять, когда в тоске самоубийства народ гостей немецких ждал в 1941 году. «Немцы — культурный народ», «Немцы приходили в 1918 году, и ничего страшного». При той изоляции, в которой жили советские граждане в 1941 году, и при всей неоднократной лжи советского агитпропа сразу и верно угадать всю ужасную членистоногую сущность нацизма не всякий был способен.
Но проявлять тоску самоубийства и ожидать гостей немецких задним числом, спустя и 60, и 70 лет после того, как окончилась война, — это нечто совсем ни с чем не сравнимое, и это монструозное чувство владело и владеет (ныне уже меньше) сердцами некоторой части наших сограждан. Справедливости ради отметим, что прямой агрессии, желания сразу бить наотмашь — «полководцы ваши мясники, солдаты шли на убой, как стадо баранов, Ленинград надо было сдать» etc. — попервоначалу не было. По крайней мере такой степени жёсткости.
В первые постсоветские годы, растянувшиеся применительно к Дню Победы лет на десять с лишним, предполагалось скорее естественное выбывание. Как выбывание самих тех, «кто командовал ротами, кто умирал на снегу, кто в Ленинград пробивался болотами, горло ломая врагу», — ветераны не вечны, так и всей соответствующей ауры, и слёз, и скорби, и благодарности, и гордости, знаменующей День Победы.
Прогрессивной общественностью предполагалось, что дело забывчиво, а тело заплывчиво. Когда «старый инвалид покойный на постеле» будет уже не «в силах завернуть свой измаильский штык», а там, согбенный годами, и в вечность отойдёт, — отойдёт куда-то далеко и память о войне, и все неразрешимые антиномии, которые с войной связаны.
Например: «Да, Сталин архизлодей, но уверены ли Вы, что либерал и демократ был бы вообще в состоянии победить Гитлера?» Это страшный вопрос, потому что ответа на него нет. Так предстоит с этим вопросом и мучиться, потому что предлагаемый ответ — «С лёгкостью. Силы демократии навели бы мост понтонный, по мосту пошли б колонны на войну, как на парад» — просто кристально глуп.
И вот примерно с 2005 года, когда отмечалось 60-летие Победы, и до празднования 70-летия в 2015 году по нарастающей шла ожесточённая распря. Прогрессивные силы, убедившись, что ставка на милосердие не пользует нимало, естественного отмирания не происходит, а «скрепы», «патриотизм», «Вставай, страна огромная» исправно воспроизводятся в новых поколениях, отбросили миндальничанье и приступили к ковровым бомбардировкам народных святынь.
Силы консервативные, исполнившись того духа, что на всякое безобразие должно быть приличие, пошли в контратаку. И объяснили, почему нельзя было сдавать Ленинград, раздавили в лепёшку «альтернативную историю», читанную в лектории ОГГ, и дошли даже до того, что подтвердили: Победа — величайшая, а роль СССР в Победе — решающая. Рассерженный медведь — он себя мощно показывает. Наряду с прочим, и в боях за историю.
Но сами эти бои — лишь один из театров идейных действий. Был ещё театр «Крым наш», был театр столичных белоленточников, которому противостояли с лозунгом «Мы не дрогнем в бою за столицу свою», был и есть театр, где должно решиться, будет ли «майдан» в России. Тем не менее бои за историю — важная составляющая. Ибо они показывают, что в итоге лежит на весах и что совершается ныне.
Сейчас в боях за историю некоторая позиционная передышка. При известном соотношении «14:86» и при качествах прогрессивных протагонистов для последних сводок с театра годится классическое: «И благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и лёгкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью».
К боям за историю это тоже относится, да и чувство презрения и жалости к специалистам по 1941-45 гг. вполне себе имеется.