Всё-то норовят нас сузить, с Достоевского начиная. Может, и раньше норовили. Мол, широки мы душой — все русские. Мол, нет с нами никакого сладу. А какой, позвольте, должен быть с нами слад? Мы сами себе от века и царь, и бог, и до небу порог. Потому как... Загадочность. Потому как... Долго объяснять.
Мы праздновать Новогодье начинаем с какого числа? Правильно, аккурат с Зимнего Николы Чудотворца, наилюбимейшего в народе нашем святого, с 19 декабря! И заканчиваем когда? Аккурат в Крещение Господне — 19 января. Меж этими совершенно неоспоримыми в важности своей датами с лёгкостью удивительной помещаются у нас два Новых года, два Рождества, День чекиста, День образования СССР и ещё масса всего важного до невозможности.
Сузить иные-некоторые нас хотят.
Себя сузьте для начала.
И тот мужичок, что три раза за ёлкой ходил в бессмертной мелодраматической мульткомедии «Падал прошлогодний снег», — он наш мужичок, плоть от плоти, снежная искристая душа, ширь непомерная. Оно, конечно, всё ему маловато будет — и жена, и изба, и ёлка, и заяц на продажу. Ну так поглядите-оглянитесь вокруг — мы ж с вами точно такие! Один Новый год в году для нас даже и не абсурд — скорее эфемерное допущение, о котором серьёзные люди и размышлять-то за умственную распущенность почитают.
И вот гуляем мы.
Напропалую.
Александр Татарский, коему в декабре этого года могло бы стукнуть 75, да только так никогда и не стукнуло (рано, к великому сожалению, ушёл, в 56), — он на ворону свою пластилиновую сел, да и был таков — точно как снег прошлогодний. И никаким братьям-сыщикам Колобкам ни в жизни его не сыскать. Да только не в том печаль...
Вот снял Татарский про всех нас мультфильм. Вот ходим мы все ежегодно каждый за своей ёлкой. И ёлка та есть образ собирательный — средоточие чаяний и надежд. Уже и не ёлка вовсе — ёлкина философия. Бывает, жёны нас за ней посылают, после всматриваются в туманную даль лесную, прислушиваются к вою волчьему, пуще распаляют встречный костёр-фонарь. Бывает, и на своём пару по собственному желанию-хотению ломимся мы в непролазные буреломные чащи за одной-единственной, за тонкой-звонкой, за вечно молодой зелёной, за такой, что аж дух... захватывает.
А потом Новогодье проходит.
И несём мы из дому ёлочные палки.
Да хвои мешок.
Выходит, всё оно зря? И мужичок у Татарского зазря мучился, и мы сами, дурни-дурнями, не пойми зачем ноги по самые уши морозим? Нет. Не зазря. А ради поддержания круговорота счастья в природе. Понимаете? Это как на счётах: костяшки туда, костяшки сюда — всё свелось-сошлось, книга амбарная годовая подписана, перешнурована, завязана накрепко — и на полку в архив. И что же? После сразу спать с постными рожами? А вот и никак нет! Праздник! Шпроты в шампанском! Крем-брюле, заправленное свежайшим оливье! Селёдкина шуба на холодцовом ходу! И жизнь как сахарная вата на пляже в Гаграх...
Бегаешь себе в плавках, загорелый, глаза горят, папа-мама живы, бабушка с дедом на подхвате, море рядом, солнце — хоть рукой на себя тяни... Такое оно — счастье.
И вот каждый год, только лишь начинают в канцеляриях небесных отпускать по накладным тот самый снежок прошлогодний, отправляемся мы во внутренний сказочный лес. И не то чтобы за ёлкой — всё больше за счастьем. И не то чтобы изба нам нужна до неба и сани на 20 посадочных мест... А счастья нам нестерпимо охота. Простого человеческого счастья.
А приносим в дом ёлку.
И вешаем на неё пленительную звезду.
Денежку. Конфетку. Домик. Машинку. Дедушку Мороза (чтоб не забыл про дары нам, сердечным). Снегурку (тут уж без комментариев). Всякие ягодки-грибы, всякие радости-мечты... Мы дети. Дети посреди страшного и взрослого мира. И хочется нам зажмуриться, громко, на весь белый свет, крикнуть «Эне-бэне-раба», взмахнуть волшебной палочкой — и...
Тот мужичок пластилиновый — он всё ж ёлку свою добыл. Правда, в апреле. И жена его с ёлкой той погнала назад в лес. Вот и пусть в жизни нашей всё случается и в Новом году, и вообще всегда и вовремя, и к месту. Пусть везёт нам и пусть повезёт. Мы ж весь год хорошо учились, собирали макулатурный металлолом, чего уж не наградить-то нас...
Музыку к странному и пророческому мультику написал Григорий Гладков. Хорошую такую музыку написал, весёлую. Разве что последняя мелодия, кою мужичок на флейте-дудочке сидючи на мосту выводит, грустновата. Но по легенде так и было задумано. Будто бы Татарский Гладкову так и сказал: «Напиши, Гриша, такое... мелодию... Ну, под которую нас хоронить будут...»
Всему на свете положены и конец, и начало.
Пусть начало будет для нас главнее.
Пусть никогда не осыплется ёлка в нашей душе. Пусть вечным светом сияют на ней новогодние детства игрушки. И пусть даже в самый страшный час, всю трын-траву перекосивши, будем мы знать: ёлок на век человеческий хватит. И веку тому не будет конца.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.