После каждого ЧП в школе активизируются разговоры о травле. Вот и сейчас аппарат уполномоченного по правам ребёнка РФ сообщает: к ним за 2024 год поступило 240 обращений о травле. Травля в коллективах была всегда, а в школе — тем более. Каждый раз, когда речь заходит о травле, кто-нибудь да скажет: «А знаменитый советский фильм «Чучело» не о том? И не надо говорить, будто раньше травли не было».
Была, но всё-таки не было такого, чтобы дети приходили в школу с молотками и молотили одноклассников и учителей. А у нас таких событий за последний месяц два — Челябинск и Балаганск.
16 сентября 13-летний ученик принёс в школу нож и молоток. Зашёл в класс и начал избивать школьников. Пострадали трое детей и одна учительница, которой всё-таки удалось отнять у него молоток. 68-я школа Челябинска, в которой всё это произошло, коррекционная. Сам мальчик уже состоял на учёте у психиатра. Говорили, что он обиделся на одноклассницу, которая измазала его косметикой, а остальные над ним смеялись.
Мы можем долго говорить о травле, но о ней уже много сказано. Мы можем говорить и о том, что первый шаг к искоренению травли в школе — это просто начать о ней говорить, ведь мы знаем, что учителя обычно о травле в классе знают, но ничего с этим не делают.
Как раз на следующий день после челябинского ЧП проходило заседание СПЧ. Мы ЧП обсуждали, и один наш член, Игорь Новиков, работающий с инвалидами, произнёс сильную речь о том, что сегодня мы как общество пожинаем плоды разрушения старой советской системы дефектологии. Он тут же пояснил, что слово «дефект» нехорошее и многим родителям не нравится. И сейчас предпочтительнее говорить «коррекционной системы». Но факт был в том, что при ней у школьников комиссией выявлялись нарушения и особенности — и дети направлялись либо в обычные школы, либо в коррекционные.
Это был недостаток системы: не было совместного обучения, дети с инвалидностью куда-то задвигались. И вот в 2012 году в России в ходе открытой дискуссии общество раскритиковало эту систему из-за раздельного обучения. Критиковали справедливо, и сразу появились совместные классы, но учили в них обычные учителя, не имеющие образования дефектологов: те остались в уже не нужных интернатах. Но ученики-то в совместных классах разные — с нарушениями и без. А дефектология — это стык медицины и педагогики. Учителя, конечно, получали соответствующие дипломы, проходили дистанционные курсы, но мы же прекрасно понимаем: невозможно стать психологом после трёхмесячного онлайн-обучения. Дефектологом — тем более. Этой специальности надо обучаться годами.
Результат: у нас множество учителей, которые как бы занимаются детскими дефектами, но по факту лишь немногие могут по-настоящему с ними работать. Как дефектология связана с ЧП в школах и с травлей? Напрямую. Настоящие дефектологи считают, что если подросток берёт нож, молоток и идёт убивать других, то он в своём возрасте ещё не понимает ценности человеческой жизни, а уже должен, и это явные нарушения, помочь тут может коррекционная педагогика. Проблема может быть связана со здоровьем ребёнка или с воспитанием в семье, но она есть — и психологам тут делать нечего, работать должны дефектологи. А у нас их дефицит.
Дипломы есть, специалистов нет. Разрушая старое, мы не сохранили ценное в нём, а нового не создали.
Сейчас родитель сам решает, нужна коррекционная помощь ребёнку или нет. От решения родителя зависит вся жизнь ребёнка — будет он нести обществу опасность или нет, встроится в общество или нет. Но все риски от такого решения примет на себя общество.
Лично я считаю этот вопрос дискуссионным — выполнять рекомендации коррекционной комиссии или нет.
Но, мне кажется, если мы будем исходить из того, что ребёнка не корректируют, а помогают ему вырасти счастливым, то дискуссия может получиться продуктивной.
Детям надо помочь.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.