15 февраля исполняется 35 лет с момента окончания вывода советских войск из Афганистана. Афганская война до сих пор вызывает прямо противоположные оценки, обострённые тем, что эта страна, одна из наиболее бедных в современном мире, и сегодня постоянно на слуху.
«Афганский нарыв», который попытались «залепить пластырем» «ограниченного контингента» в конце 1970-х годов, стал центральным конфликтом современности. Трудно найти событие в мире за последние 35 лет — от межнациональных конфликтов в Центральной Азии в первой половине 1990-х до войны Израиля в секторе Газа 2023—2024 годов, — где не было «афганского следа».
Как бы то ни было, 15 февраля 1989 года закончилось не просто десятилетнее присутствие в Афганистане ограниченного контингента, заканчивалась целая эпоха. Что тогда мало кто понял — начиналась другая, гораздо более мрачная: к СССР подбирался уже не призрак, а реальность большой, кровавой войны на своей территории. Империя начала уходить в ракушку даже не стратегической обороны, а элементарного выживальщичества, закончившегося (впрочем, вполне предсказуемо) величайшей геополитической катастрофой XX века, как сказал В.В. Путин.
Два аспекта тогдашних событий следует особенно выделить как наиболее актуальные и сейчас.
Советское руководство конца 1970-х годов катастрофически не осознавало изменения геополитической ситуации в мире. В Москве не просто недооценили способность США консолидировать вокруг себя Западный мир. Это было связано с непониманием характера конструируемого Западом конфликта вокруг Афганистана. Кремль рассматривал конфликт как локальный, один из многих элементов противоборства в рамках «игры с ненулевой суммой», обычного для холодной войны.
США никогда не переходили черту, за которой было возможно прямое столкновение с СССР. Ни в гражданском конфликте в Венгрии в 1956 году, ни в Чехословакии в 1968 году, ни в ходе войны во Вьетнаме. Но в Афганистане США апробировали механизмы, которые в дальнейшем получили наименование гибридных войн, пошли на то, чтобы балансировать на грани прямого военного столкновения с СССР. США вышли на новый уровень военно-политического противостояния с СССР.
Это можно назвать истощением через прямое противоборство. Советское руководство пропустило момент, когда США создали инструментарий войны нового типа и начали его комплексно отрабатывать в Афганистане и в целом на Среднем Востоке, в регионе, который было «не жалко».
Просчитались в Кремле и в оценке позиции Китая, продемонстрировавшего — совершенно в рамках традиционной китайской ментальности, — что для Пекина геоэкономика, определяемая необходимостью превращения в региональную экономическую сверхдержаву (что было невозможно без поддержки США), важнее, чем идеология и даже геополитика.
Внутренняя составляющая ситуации для СССР была ещё важнее.
Стратегической целью американской политики была не победа «на поле боя», но надлом политической воли руководства СССР. Его боязнь прямого столкновения с США в Вашингтоне просчитали, плюс накладывался не просто социальный, но социально-идеологический кризис советского общества.
В Кремле это осознавали. Именно поэтому и боялись сказать обществу правду о том, что и почему советская армия сдерживает на далёких рубежах. Поэтому и прикрывались фразами об интернациональном долге и сюжетами по телевидению о высадке «парков мира» в афганских кишлаках и т. п. В ЦК КПСС если не знали, то инстинктивно ощущали, что идея советской империи умерла и позднесоветское общество догоняющего потребления в условиях дефицита не потянет правды.
То, насколько правда о целях и смысле Афганской войны была не нужна и советскому государству, и обществу, показало, как бездарно был растрачен потенциал последних солдат империи. Многие затем погибли в криминальных конфликтах и междоусобицах 1990-х. Они оказались не нужны не только государству. Они оказались изгоями и в обществе, которое страшилось не только «бремени великой державы», но уже и ответственности за своих же солдат.
И это разительно отличается от настроений в российском обществе по поводу СВО и наших воинов там.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.