После того как правительство Российской Федерации в минувший четверг ввело временный запрет на экспорт бензина и дизельного топлива, вполне понятный как для специалиста, так и для простого отечественного обывателя и обусловленный исключительно нашими внутренними проблемами, это уже просто по факту привело сразу к двум вполне себе, кстати, прогнозируемым результатам.
Во-первых, довольно резко пошли вниз цены на оптовых топливных рынках в самой России (до розницы это пока что не дошло — и не факт, что быстро дойдёт, но это уже второй вопрос к специально обученным координирующим и проверяющим органам). А во-вторых, как, в частности, несколько недоуменно отмечает британская леволиберальная газета The Guardian, решение нашей страны ограничить экспорт топлива немедленно «нанесло удар по Европе»: цены на дизельное топливо там нашими молитвами выросли сразу на 5%.
И нельзя сказать, что это был уж совсем неожиданный, но, не будем ханжами, весьма приятный дополнительный, если не сказать побочный эффект: просто напомним уважаемым читателям, что топливо — это, помимо всего прочего, ещё и война. Как кто-то сказал весьма поэтически: «Нефть — это кровь войны». И когда топливо у наших врагов дорожает, это как минимум хорошо.
А оно там дорожает — и изрядно: по сведениям той же The Guardian, цена на него на европейском рынке почти что сразу после решения российских властей об ограничении экспорта превысила $1 тыс. за тонну.
И обещает дальше расти.
Тут, в общем, всё довольно логично: в том же материале The Guardian специально заостряется внимание на том, что стоимость нефти эталонной средиземноморской марки Brent, по данным Лондонской фондовой биржи, выросла на 1,18% за сутки и составила $94,36 за баррель. Что, естественно, не может не сказаться на стоимости производства дизеля, так сказать, местными силами: эффект, конечно, чисто спекулятивный, как все краткосрочные биржевые флуктуации, но вполне впечатляющий, что тут ещё сказать.
Кстати, и этот текущий рост нефтяных цен опрошенные британскими журналистами эксперты также предпочитают отчего-то увязывать исключительно с вышеуказанным ограничением на экспорт бензина и дизеля из Российской Федерации.
А не с, допустим, последними сокращениями добычи и, как следствие, поступлений на глобальные рынки сырой нефти после соответствующих решений стран — участниц соглашений ОПЕК и ОПЕК+.
Ну тут что скажешь? Бог им, убогим, судья.
На самом деле тут если и можно заметить какую-то взаимосвязь, то весьма и весьма непрямую.
Хотя бы просто потому, что Brent — немного не наш товар.
Так получилось, что в российских недрах водятся большей частью несколько иные сорта чёрного золота, куда более сернистые и тяжёлые. А значит, кстати, и куда более пригодные для производства именно дизельного топлива.
Ну да ладно.
Всё это, конечно, весьма приятно звучит, особенно для патриотического уха.
Но в целом для нас как для страны куда интереснее то, что происходит с ценами на топливо на отечественных площадках: вот такие мы, вы уж извините, дорогие наши (и, кстати, не наши тоже) финансовые элиты, эгоисты.
Мы даже и воюем-то не за то, чтобы нашим врагам на Западе, где дорожает дизель, стало плохо. А за то, чтобы нам стало хорошо.
И вот тут ситуация пока что отнюдь не такая радужная, как нам всем бы хотелось: понятно, что такие резкие ограничения на экспорт топлива чисто технологически могут быть только временными.
Тут всё просто. Несмотря на то что сроки отмены вводимого запрета пока что официально не объявлялись (его и ввели-то только-только), сами участники рынка отмечают, что эмбарго вряд ли продлится более месяца. Иначе есть риск, что отечественные НПЗ будут вынуждены снижать переработку из-за затаривания дизтопливом. Поэтому для того, чтобы практически решить вопрос хотя бы на среднесрочную перспективу, у российских властей есть примерно месяц.
Срок, конечно, вроде как бы достаточный, но уж больно и сам по себе вопрос на текущий момент времени непростой.
За это время правительству придётся решить проблему с новым механизмом стабилизации топливного рынка. И это решение, видимо, неизбежно будет включать в себя высокую экспортную пошлину, по-другому просто никак.
А значит, хотя бы в этой части будет выведен за скобки предпринятый ещё во времена правительства Дмитрия Медведева «налоговый манёвр» с переносом основной тяжести налогового бремени на НДПИ (ненавистный нефтяникам налог на добычу полезных ископаемых) и максимальным снижением таможенных пошлин. Он был предпринят (говорят, что это было ещё и одно из требований ВТО, но в этом я не уверен) в том числе для того, чтобы — это секрет Полишинеля, простите, — максимально привязать внутрироссийские цены на нефть к мировым.
И который также придётся хотя бы частично корректировать, иначе происходящее с таможенными пошлинами будет просто-напросто нелогичным, и это тоже как-то довольно наивно не понимать. Просто если раньше этот «манёвр» был хоть и многократно обруган теми же нефтяниками, но выглядел хотя бы вполне логичным (мы ещё продолжали ориентироваться на мировые рынки и «глобальное распределение»), то какой, простите, Ктулху не давал нам начинать над этим работать, не дожидаясь очередного бензинового кризиса, — это другой вопрос. А пока вводимый запрет, являясь очевидно вынужденной мерой, должен помочь хотя бы на оперативном уровне стабилизировать ситуацию на внутреннем рынке нефтепродуктов, цены на которые этим летом неоднократно обновляли исторические максимумы. Словом, это наша внутренняя проблема: да, весьма серьёзная, но вполне решаемая, в профессионализме действий нашего нынешнего правительства в случае принятия политического решения сомнений никаких нет. Так что, уверен, справимся.
В ручном режиме, без всяких заумных рекомендаций ВТО и прочих, прости господи, МВФ.
А вот то, что каждый наш российский чих отражается в том числе и на внешних для нас энергетических рынках, — так это только всего-навсего подтверждает статус Российской Федерации в качестве великой державы.
По крайней мере, в секторе энергетики.
Ничего удивительного: Владимир Путин же ещё в начале нулевых, хотя об этом сейчас многие подзабыли, ставил задачу стать энергетической сверхдержавой.
Так вот, судя по происходящему, эта задача, как и многие другие, уже, кажется, решена.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.