Более не желая щадить польскую чувствительность, российское телевидение показало документальный фильм про межвоенную Польшу под названием «Гиена Европы». Хотя выражение принадлежит У. Черчиллю, здесь тот редкий случай, когда британская оценка на 100% совпадает с российской.
Действительно, во времена Пилсудского советско-польские отношения были хуже некуда. Можно попробовать списать это на большевизм и Коминтерн. Действительно, политика ВКП(б) тоже была, мягко говоря, неидеальной. Но проблема в том, что Варшава вела себя не лучшим образом в отношении всех своих соседей, в большевизме никак не замеченных. Сочетание гонора и недальновидности присутствовало по всем азимутам. Что в конце концов в 1939 году и привело Речь Посполитую к очередной катастрофе.
Но уроки прошлого не пошли польским панам впрок, и сегодня они по-прежнему идут проверенным путём. При этом если они обращаются к истории (а они это любят), то лишь для того, чтобы подкрепить безумный гонор, хотя, казалось бы, в прошлом, и неоднократно, он не приводил ни к чему хорошему. Традиция — душа держав.
Примером чего может служить выступление польского президента Дуды в Латвии перед тамошней польской диаспорой, выдержанное в жанре «Есть у меня мечта».
Он не только заявил: «Я глубоко верю, что благодаря нашей совместной поддержке, а также благодаря решимости наших соседей и народов бывшей Речи Посполитой Украина победит, украинцы победят ненавистного врага», но и уже уготовил ненавистному врагу особое унижение и поделился с В.А. Зеленским планами, как провести Россию под ярмом.
«Владимир, глядя на нашу историю, как разошлись когда-то эти пути, я умоляю вас: когда вы победите Россию, когда русские придут сюда на коленях подписывать мир, тогда ведите их в Переяслав, пусть они подпишут с вами мир там, пусть перечеркнут все те годы советского и российского влияния и этот плен со времён царизма до недавнего времени, от которого вы сейчас снова обороняетесь».
То есть поляки, считающие, что все их беды начались в древнем городе Переяславле, где в январе 1654 года теснимые панами казацкие старшины отдались под руку русского царя, теперь намерены закрепить близкое (как они считают) крушение русской державы символическим актом. Там, где полковники с гетманом постановили: «Какое пленение, какое нещадное пролитие крови християнския от Польских Панов утеснения, никому вам сказывать не надобет; сами вы все ведаете, что лучше жида и пса, нежели християнина, брата нашего, почитали». И теперь «Великий Государь, Царь християнский, сжалившися над нестерпимым озлоблением православныя церкви в нашей малой России, шестьлетных наших молений безпрестанных не презривши, теперь милостивое своё Царское сердце и нам склонивши, своих великих ближних людей к нам с Царскою милостью своею прислати изволил, которого естьли со усердием возлюбим, кроме Его Царския высокия руки благотишнейшего пристанища не обрящем».
Там теперь, с упоением поругая имеющих приползти на коленях русских, Дуда желает закрепить победу панов и навсегда смыть позор 1654 года.
Вообще говоря, своим падением тогдашняя Речь Посполитая обязана не столько Переяславской раде (казачество по своему обычаю вскорости успело переложиться опять под польскую корону), сколько шведскому Потопу. Нашествие шведов вконец разорило коронные земли, и величие Польши пало навсегда. Варшавскому мечтателю Дуде тогда уже надо провести под ярмом и шведского короля Карла-Густава XVI.
Но это, вероятно, будет в следующем туре Марлезонского балета.
Что касается сценографии капитуляции, то здесь Дуду явно вдохновил пример Компьенского вагона.
В Компьенском лесу, что чуть менее чем в 100 км от Парижа (точно как Переяславль — от Киева), в принадлежащем Международной компании спальных вагонов вагоне-ресторане №2419D, переоборудованном во время Великой войны в штабной вагон маршала Фоша, было последовательно подписано две капитуляции. 11 ноября 1918 года там провели под ярмом немцев — условия перемирия были крайне тяжёлые. А 22 июня 1940-го настала очередь французов — и там условия были не легче.
Предшественник Дуды по символизму А. Гитлер придавал огромное значение тому, чтобы представители поверженной Франции подписывали акт о поражении в том же вагоне и в том же лесу. Поэтому немцы вывезли вагон из музейного павильона, где он стоял с 1927 года. В спешке пришлось ломать стену.
После символического унижения Франции вагон №2419D был вывезен в Берлин как трофей победы, но его музеефикация оказалась недолгой. В апреле 1945 года он сгорел. То ли от союзной бомбёжки, то ли его сожгла команда СС: «Так не доставайся же ты никому».
Компьенский вагон никому не принёс счастья, и Дуде, грезящему о переяславском вагоне, надо быть осмотрительнее.
Правда, тут есть небольшая разница. Немецкий ответ унижением на унижение состоялся в 1940 году — всего два десятилетия спустя. Были живы и взаимные обиды, и участники обид.
Тогда как с 1654 года прошло без малого четыре века — в январе исполнилось 369 лет. Мстительный пан ведёт себя подобно немцам, когда бы те сегодня пожелали отомщать французам и шведам за бедствия Тридцатилетней войны. Или подобно австрийцам, когда бы те вспомнили турецкую осаду Вены в 1685 году.
Очевидно, пан очень злой, и память у него хорошая.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.