Эксцесс Арестовича

«Эксцесс Арестовича — симптом разрушения связей организации и управления в машине украинской военной дезинформации, накопления поломок, неувязок и противоречий, неизбежного в случае, если эта дезинформация продолжается дольше допустимого интервала времени, за который проблема должна решаться уже не в информационном пространстве, а в реальности».

Снимающийся на фоне пустой стены Арестович представил городу и миру образец своего почерка и подписи. Хоть экспертизу почерковедческую проводи.

Шаг небывалой искренности на грани откровенности.

Зрители должны почувствовать особое доверие, перейти на следующий уровень психологического контакта с персонажем. Так и было задумано заранее? Чтобы был благовидный предлог отступить со становящейся невыгодной и проблемной позиции спикера провалившегося проекта? Вполне возможно.

В любом случае главный психотерапевт Украины наверняка понимал, что его рефлексивные выкрутасы с признанием «правды» — это слишком тонко для цирка, как говорится в известном анекдоте. В цирке клоуны должны быть проще и ближе к народу. А что хочет публика слышать, этот оратор знает и чувствует прекрасно. Но вот, по собственному признанию, якобы совершил ошибку. Да ещё принципиальную. «Верьте мне: я ошибаюсь, как обычный человек».

Что же, от ошибок никто не застрахован. Но один результат налицо: его поносят и чехвостят именно потому, что поверили. А значит, его персональный капитал говорящей головы вырос. Что важнее всех временных трудностей с недовольством аудитории и тем более с внештатной должностью. Уволиться, даже если отпустят, — ещё не значит заткнуться.

Между тем первым содержательным следствием веры в сказанное Арестовичем становится исключение уместного предположения, что трагедия рухнувшего дома имеет рукотворное происхождение и предназначалась вниманию участников очередного Рамштайна. Если это так, то Арестович сработал в информационном прикрытии, чётко представляя реакцию на свои слова и её развитие во времени.

Когда ценный и даже уникальный специалист подаёт заявление «по собственному» — это всегда жанр проверки начальства на вшивость и подъёма стоимости услуг.

Персонаж Арестовича — личность до известной степени романтическая, не лишённая демонизма, от него должно исходить обаяние гордого одиночества, он не имеет права сливаться с толпой или корпорацией, он должен быть в состоянии им противоречить. Так что стилистически всё точно — более чем, а как ещё «освежать» свой образ на такой токсичной работе? Чтобы тебя слушали, ты должен быть интересен.

Однако, несмотря на выгоды и потери самого Арестовича, состоявшийся казус говорит о системных сбоях в информационной работе на украинской стороне. Рассогласование желаемого и действительного в украинском общественном сознании растёт, и перепрыгнуть эту пропасть иначе как в два, а то и три шага уже не получается даже у Арестовича. Ну вот пойди он навстречу массовой жажде услышать заведомо ложное сообщение — его же потом благодарные слушатели и приложат: что ж ты, гад, врёшь нам так неизобретательно, мы же тебе верить хотим! Ты нас убедить должен! А убедить уже не выходит.

Кстати, теория, что в дом попала сбитая ПВО ракета, вполне укладывается в американский моральный принцип, оправдывающий неизбежность «сопутствующего ущерба». Должны работать ВСУ и во дворах, и в домах: им это нужно, а то, что тогда пострадают гражданские, — лишь сопутствующий ущерб, с которым придётся смириться. Но не канает американская мораль в применении к себе, любимым. Даже если её защищает Арестович.

Эксцесс Арестовича — симптом разрушения связей организации и управления в машине украинской военной дезинформации, накопления поломок, неувязок и противоречий, неизбежного в случае, если эта дезинформация продолжается дольше допустимого интервала времени, за который проблема должна решаться уже не в информационном пространстве, а в реальности.

Когда Саддама Хусейна уже нет в живых, неважно, что повод к вторжению был ложным. Это можно и признать, Саддаму уже всё равно. Только вот Россия — не Ирак. И срок жизни химер и иллюзий, создаваемых её противником, подходит к концу.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.