Проживающие в Сияющем городе на холме иные наши бывшие соотечественники порой в разговоре не для печати жалуются «насчёт диктатуры меньшинств и всяческих извращенцев, которые там плодятся как кролики, буквально на потоке. Переходя от ЛГБТ к трансгендерам, а от тех — к каким-то квирам, не говоря уже о квазирелигиозных девиациях, сектах, культах, etc.». Публично об этом не говорят страха ради иудейска, но тем не менее.
Действительно, читая телеграфную ленту, сперва дивишься до невероятия, а потом и перестаёшь.
Адмирал-трансгендер Рейчел Левин осудил (-а,-о) законы тех штатов, где не разрешают детям, решившим совершить трансгендерный переход, сделать это во время пубертатного периода. Он (она, оно) считает, что такие законы разрушают ментальное здоровье подростков. Тем более что этот запрет может разрушить будущую спортивную карьеру детей.
Не военно-морской женомуж, но сам президент США выступает в защиту трансгендерных детей. Полагая, что их правам угрожают законы штатов, которые вводят уголовную ответственность для врачей, оказывающих детям услуги, направленные на смену пола. То есть запрет нарушать клятву Гиппократа Noli nocere — «Не навреди», тем более «не навреди необратимо» — противоречит принципу «Мы должны защитить этих детей, чтобы они знали, что любимы, мы на их стороне и говорим, что они могут искать себя». Причём о пользе оскопления детей говорит не адмирал, возможно, поклоняющийся богине Кибеле, но президент Байден, объявляющий себя добрым католиком.
Тогда нет совсем ничего странного, когда конгрессменша-демократка Кэти Портер считает, что педофилия — это тип идентификации личности.
А те, кто требуют наказывать педофилов, равно как и представителей ЛГБТ-сообщества, — это жестокие и недалёкие люди, не имеющие представления об истинном гуманизме. Если детей можно оскоплять, тем более их можно плотски познавать.
Эти и многие другие высказывания (которые, кстати, и не только детей касаются — про эвтаназию тоже много интересного говорят), повторяемые и усиливаемые год от года и день ото дня, производят эффект привыкания к тому, к чему, вообще-то, нельзя привыкать.
В связи с чем и говорят об окнах Овертона, т. е. об изменении рамок дозволенного в суждениях, а потом, возможно, и в действиях. Проходя через стадии «немыслимое — радикальное — приемлемое — разумное — стандартное — нормативное», можно прийти ко многому.
Хоть к антропофагии как норме. И разным иным мерзостям перед Господом.
Вообще-то, учение «об окнах» — частный случай закономерности, проявляющейся, например, в науках. Гелиоцентрическая система или хирургическая антисептика тоже прошли путь «Что за вздор? — В этом что-то есть — Кто же этого не знает?». Желающие кастрировать детей рассматривают свою борьбу тоже как случай борьбы с предрассудками и как распространение научного подхода.
И главное здесь — вера в поступательный ход истории, т. е. в необратимость изменений. Невозможно представить, что в массовом порядке хирурги откажутся мыть руки до операции. Заднего хода не бывает, с чем согласны и оптимисты, верящие в новый миропорядок, при котором ветхий человек упраздняется, и пессимисты, усматривающие в нынешнем прогрессивном безумии наступление последних времён.
Творцы мифологий, правда, не мыслили столь однозначно. Платоновская Атлантида дошла до высочайшего разврата, после чего была уничтожена гигантским катаклизмом. То же видим у Толкина. Королевство Нуменор, существовавшее во Вторую эпоху (за несколько тысяч лет до Третьей эпохи, когда происходит действие «Властелина колец»), предалось всё более нехорошим делам, включая человеческие жертвоприношения, покуда король Ар-Фаразон (звучит почти как фармазон) в своей гордыне не решил снарядить огромный флот и завоевать Земли блаженных. Но фармазон, штурмующий небо, плохо кончил. Цунами — и богатейшего Нуменора не стало. А не столь продвинутые остались жить далее.
Можно возразить, что всё это мечта, фантазия. Хотя сказка ложь, да в ней намёк.
Но вот что совсем не фантазия. Позднеантичное гниение — массовый разврат, изуверские культы, бесцензурный театр («Хлеба и зрелищ»), извращения как норма, оргии Гелиогабала — своим уровнем удовлетворило бы даже и доброго католика Байдена. Но, как отмечал старец Филофей, Первый Рим пал от своего нечестия, и Западная Европа погрузилась в Тёмные века.
Пикантно-изысканная жизнь римских граждан закончилась, настал суровый пост, эксцессы позднеантичного разврата сменились культурной и бытовой аскезой.
Не нужно, конечно, считать эту эпоху временем всяческой духовности и благоприличия. «История франков» Григория Турского (VI в. по Р. Х.) изображает такую грязь, что хочется калоши надеть. Заговоры, усобицы, братоубийства — всё, что положено в варварском королевстве. Однако дикая извращённость, объявляемая парадной добродетелью, отсутствует. Вместо неё — грубое зверинское житьё ранних Меровингов, когда не до изысканности.
Не исключено, что когда рухнут подмостки торгашеского величия, истории Григория Турского воспроизведутся вновь.
Одичание будет то ещё, но вроде бы уже победивший, согласно окнам Овертона, неслыханный разврат рассеется аки дым пред лицом огня.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.