— Итак, мой первый вопрос: где лучше — там, наверху, или здесь, внизу?
— Там совсем по-другому. Совсем другая атмосфера, условия. И вообще всё совершенно другое. Прежде всего, там люди летают, а здесь нет. Здесь они просто ходят — действует гравитация. Так что ощущения совсем иные, и мне уже их не хватает. Я уже по этому скучаю. Ведь такого, что ты не чувствуешь никакого веса — можешь слегка оттолкнуться и полететь, пока сам не остановишься, — здесь, на Земле, не испытаешь.
— Возможно, вам это так понравилось потому, что стало для вас чем-то новым. Но, пробудь вы в космосе полгода, сказали бы: «Пожалуйста!.. Мне уже хочется почувствовать силу земного притяжения».
— Уверен, отчасти это так. И если бы я провёл там полгода, мне не хватало бы Земли и хотелось бы вернуться как можно скорее. Но другие космонавты, с которыми я там беседовал, обычно стремятся летать и находиться в космосе как можно больше. Моя ситуация несколько иная. К определённым аспектам жизни там пришлось привыкать — и в полной мере я так и не привык. Например, как там умываться, питаться, ходить в туалет. Там это очень некомфортно. Человек может привыкнуть практически к чему угодно, но к этим аспектам привыкнуть там труднее всего. В остальном же это состояние полёта и такой вид на Землю, с которым ничто здесь, внизу, не сравнится.
— Для вас, наверное, это было чем-то потрясающим, ведь вы не проводили всю жизнь в тренировках, не мечтали стать космонавтом. Или всё-таки мечтали? Внезапно стать обычным человеком, который полетел в космос, — такого и представить себе невозможно!
— Ну технически я космонавт. Но не чувствую себя на том же уровне подготовки и компетентности в том, что касается космоса и Международной космической станции, что и те, кто готовился к полёту по десять лет. Мечта такая у меня, кстати, была, я мечтал об этом в детстве. В России в восьмидесятые годы, когда мне было лет пять-шесть-семь, дети часто грезили космосом. Космонавты в те годы были большими героями, их знали по именам — жаль, что сейчас не так… Я об этом мечтал, у меня была огромная книга о космосе — вот такой толщины! Я её смотрел, пытался читать сам и в чём-то разобраться, просил других прочитать мне что-то из неё. Потом на много лет эта мечта из моей жизни ушла. Но помню, как она была у меня в детстве.
Позже космос вернулся ко мне с моим фильмом «Салют‑7». Так эта тема вновь появилась в моей жизни и заняла там значительное место, ведь я был одним из авторов сценария — я его переписывал. А прежде чем за это взяться, нужно было провести большое исследование. Нельзя просто так начать о чём-то писать, нужно более глубокое понимание данной области, её истории. И я жил с космосом внутри меня. А потом я снимал фильм и постоянно думал: «А как оно там?» — и пытался имитировать эти условия на земле. Так что мыслей о космосе — и особенно о полёте в космос — у меня было немало.
— Кстати, хотела спросить. Когда вы пришли домой и объявили своей жене, матери и детям: «Папа летит в космос!», — как они изначально на это отреагировали?
— Они хорошо меня знают, а потому в каком-то смысле ожидали чего-то подобного. Поэтому они не отреагировали в духе: «Вот это да! Как же так получилось?» Нет-нет-нет. Скорее было так: «Ну понятно...»
— Очередная безумная идея?
— Нет-нет, не безумная. Они знали, что я серьёзно. Они хорошо меня знают. И знают: если я говорю, что что-то будет, так обычно и бывает.
— Мы беседовали с вашей мамой. Она сказала, что совершенно не удивилась. По её словам, вы всегда были человеком, который стремится что-то делать, стремится двигаться вперёд.
— Да.
— Как думаете, вы унаследовали эту тягу к приключениям от неё?
— Разумеется. И от неё тоже.
— Она сказала, что тоже хотела бы полететь в космос, если бы могла.
— Она любит приключения.
— По-вашему, из неё вышла бы хорошая космическая туристка?
— Да, путешествовать ей нравится.
— «Нравится путешествовать!» А был ли на МКС момент (может, когда вы заглянули в иллюминатор), который врезался в память, когда вы в полной мере осознали, извините за каламбур, космический масштаб своей затеи?
— Это произошло в самом начале, в первый же день... В первый день, когда мы прибыли на МКС, мы, конечно, очень устали после старта и стыковки, но в то же время были совершенно ошеломлены, и потрясены, и переполнены впечатлениями. Помню, как мы с Юлией летали по станции. Тома Песке устроил нам экскурсию по всей МКС.
— И по американскому сегменту?
— В том числе и по американскому. В конце экскурсии мы посетили «Купол». Помню, мы с Юлией просто замерли. Перестали летать и смотрели (в иллюминаторы. — RT), заворожённые этим зрелищем. Думаю, это был тот самый момент, когда мы впервые осознали: «Господи! Мы в космосе».
— «Мы в бесконечной тьме».
— «Мы наконец-то здесь!» Конечно, люди годами к этому готовятся, но наша подготовка тоже заняла немало времени. И с каждым новым днём осознание этого факта становилось всё более глубоким. Примерно к середине нашего пребывания на МКС мы уже пообвыклись, но тот, первый момент подарил нам невероятный взгляд на мир.
— Наверное, съёмки на земле теперь должны казаться вам очень скучными. Но здесь у вас есть светотехники, звукорежиссёры — целая команда. На МКС же вам со всем приходилось справляться самому. Там были только вы и Юлия — и, конечно, космонавты и астронавты, которые вам помогали. Было труднее? Или вы, напротив, чувствовали большее удовлетворение от того, что всё сделали сами от начала и до конца?
— Конечно. Смотрите: вот мы записываем сейчас это интервью, (за кадром. — RT) работают четыре человека.
— Пользуясь случаем, выразим им признательность.
— Да. Четыре человека... И мы тут не летаем и никуда не перемещаемся. Если бы мы были в движении, то где-то там бы поставили свет, подготовили пространство, проверили звук, слышимость. Если бы мы ходили по офису, людей было бы ещё больше и процесс стал бы ещё сложнее. Так что — да, разумеется… Даже простое интервью (требует участия определённого числа профессионалов. — RT). А у нас там были съёмки фильма с живыми актёрами и при художественном освещении, как я и хотел.
Просто «Включили свет — и поехали!» — это не то. Я добивался кинематографичной атмосферы, следил, чтобы моя тень не падала на актёров… Старался, чтобы Юлия в кадре смотрелась красиво. Она красивая женщина, и я хотел подчеркнуть в том числе и это… Работать было нелегко. Я также занимался звуком, съёмочной аппаратурой, делал резервные копии материалов, отправлял их на Землю для сверки с монтажёром и чтобы художник по цвету мог убедиться, что я правильно выдерживаю все технические моменты: что картинка не слишком тёмная и не слишком яркая и что фокус выставлен как надо…
— Большая ответственность для одного человека.
— Вот тут ребята не мучаются с фокусом, но если бы мы были в движении, им пришлось бы решать ещё и проблемы с фокусировкой, с которыми сталкивался я, когда мы снимали на кинокамеру без автофокуса. Я летал и настраивал фокус… И я не хочу показать себя героем: я знал, что так и будет. Если в будущем технический прогресс позволит отправить в космос человек десять, то снимать там кино будет легче.
Я к этой работе готовился, тренировался. В кинотеатрах вы увидите, на что я способен в космосе, работая сам и, конечно же, с помощью Юлии. Она здорово меня выручала. Сама себя гримировала — я её гримом, разумеется, не занимался. А ещё заведовала реквизитом. Мы снимали медицинскую операцию, реквизит был медицинский, и она прекрасно в нём разбиралась. Она была как мастер по реквизиту — взяла эти обязанности на себя, помогала с этим… Космонавты тоже помогали, и они же были актёрами…
— Как раз об этом хотела спросить…
— Космонавты выступали в роли актёров. При написании сценария учитывалось, что я не смогу взять туда ещё каких-то актёров. Я знал, что там будет одна актриса плюс космонавты, которым предстоит, по сути, играть самих себя.
— И как они справились?
— Хорошо справились. Они привыкли постоянно быть перед камерами, выступать на телевидении, поздравлять, приветствовать кого-то на Земле… В общем, присутствие камер для них привычное дело. Так что, когда они не были в кадре, а я там летал со своей камерой, кто-то из них мог меня подстраховать, чтобы я не ушибся головой о лампу или что-то другое. Да, это ещё одна проблема: когда я смотрю в видоискатель, я вижу только его и не вижу, куда я улетел. Когда ходишь по земле…
— ...есть ориентация в пространстве.
— Как бы да. А там не понимаешь, где потолок, где стены, потому что там любая поверхность может быть и потолком, и стеной, и полом.
— У съёмок в космосе были также и преимущества? Они дали вам как режиссёру что-то, чего здесь вы сделать не можете?
— Конечно, да! За этим мы туда и полетели. Я много времени потратил на имитацию невесомости и условий МКС, так что знаю пределы возможностей того, что можно сделать даже с огромным бюджетом. Даже если у тебя $200 млн, есть границы. Но там, в космосе, то, что ты месяцами пытался воссоздавать, существует просто само по себе. Всё это для них (космонавтов. — RT) естественно.
Когда на земле режиссируешь фильм о космосе, очень трудно так вывернуть мозг в четырёх измерениях, чтобы выстроить или представить себе сцену с невесомостью. Если есть сцена, где два человека как-то общаются, на Земле они в общем-то стоят друг перед другом на полу. Весьма странно, если кто-то будет стоять на стене или на потолке. Но там это очень естественно.
Я снял там некоторые сцены, которые, я понимал, на земле и представить бы себе не мог: мозг просто так не работает.
Снимать чисто технически трудно. Трудно двигаться, нужно к этому привыкнуть. На земле говоришь: «Ты входишь в дверь и встаёшь здесь». Обычно никакой проблемы с этим нет. А там человек проходит через дверь и оказывается там — «Ой, ну бывает… Ещё один дубль!» Это космос…
Индустрия развлечений расширяется, охватывая многие другие аспекты человеческой жизни. Получается взаимное продвижение. Так люди поймут, что космос и МКС могут быть к ним ближе, им станет проще до них дотянуться, эта тема будет для них интереснее. Обычно, рассуждая о космосе, люди думают: «О, это что-то невероятно далёкое. Я даже отдалённо с этим никак не связан». Может быть, этот фильм и наш полёт после четырёх месяцев подготовки смогут изменить взгляд на космос. И люди скажут: «Ну, может быть, и я там смогу кино снимать. Может, и я в космос полечу. Не обязательно идти к этому десять лет».
— Ещё один аспект, который обсуждался, что сейчас идёт кинематографическая космическая гонка. Ведь в космос осенью собирался и Том Круз. Приятно ли побывать там первым?
— Конечно!
— Есть чувство удовлетворения?
— Я очень люблю состязательность. Я играл и играю в спортивные игры. И всегда приятно оказаться первым.
— Может ли это вызвать очередную серию проектов?
— Надеюсь! Мне не казалось, что я каким-то образом закрыл МКС как объект для съёмок и больше там никому делать нечего. Нет-нет-нет, я думаю, это только начало! Люди будут смотреть на снятые мною там материалы и думать: «Так, хорошо, теперь мы понимаем, что там можно сделать». И я, конечно, буду разговаривать с теми кинематографистами, которым будет интересно также вести съёмки на МКС, делиться с ними своим опытом: что там можно, что нет. Второму кинематографисту будет уже значительно проще.
— Вы проторили дорогу.
— Я ведь не знал, чего ждать во многих отношениях. А сейчас могу рассказать коллегам, как там обстоят дела с точки зрения кинематографии, чего ожидать, чего даже не пытаться сделать — многие такие вещи. Космос сам по себе даёт тебе перспективу, какой на земле себе даже и не вообразишь. Взять и освещение…
— Канадский астронавт Крис Хэдфилд на наш вопрос сказал: «Думаю, труднее всего им придётся с освещением».
— Не то чтобы прямо «труднее всего». Просто приходилось иногда ждать света. Через каждые сорок минут становится темно, а затем опять светло. Но эти изменения просто волшебные! Это не просто как закат солнца. И это также трудно себе вообразить. Солнце начинает играть радужными цветами. У нас была сцена, где Юлия сидит у иллюминатора и просто разговаривает с Землёй. Солнце начинает меняться, и эти метаморфозы настолько многообразны, что создают волшебное, космическое освещение! Имитировать его здесь возможно, но просто придумать такое я бы не смог!
— Идея фильма «Вызов» и то, как она родилась, — вы всегда знали, что хотите сделать нечто подобное, и воспользовались представившейся возможностью? Или же адаптировались под эту возможность?
— Вообще-то, когда мне предложили срежиссировать фильм в космосе, я знал, что мы будем ограничены тем, что туда могут полететь только двое. Я не хотел, чтобы в фильме было слишком много компьютерной графики, я хотел снимать всё по-настоящему. Так что я придумал историю, держа в уме эти условия, но это оригинальная задумка, и продюсерам она понравилась. Все три компании сразу же её одобрили. Так что я не знаю, как ответить. Может, в некотором смысле я адаптировался к условиям, а во многом воспользовался представившейся возможностью.
— Сколько времени прошло с того момента, как у вас зародилась эта идея, до старта ракеты с Байконура?
— Чуть больше года.
— Ясно, год… Значит, вы долгое время вынашивали эту идею.
— Думаю, год и месяц.
— Роскосмос также оказал вам поддержку.
— Они в числе продюсеров фильма.
— Именно. Можно ли сказать, что они действительно помогли и вложили время и ресурсы в успех фильма?
— Без их помощи и вклада всё это было бы невозможно. Так что — да, конечно. Они сделали всё, что могли, чтобы мне помочь. Конечно, сделать больше того, что в их силах, они не могли. Нужно учитывать, что МКС — не съёмочная площадка, это научно-исследовательский объект, где космонавты занимаются работой. Они там очень заняты — и не съёмками, а своими делами. Они сделали всё, что в их силах, я считаю.
— Мы много внимания уделяем вам и Юлии, потому что вы снимали первый полнометражный фильм в космосе и вас, конечно, можно назвать первопроходцами. Но, очевидно, те, кто наблюдали за вами с Земли, волновались за вас. Ваши дети, наверное, были очень взволнованы, узнав, что вы полетите в космос?
— Да. Моя дочь немного переживала, плакала при запуске. Старший сын держался очень уверенно — по крайней мере, выглядел таким: страха за меня он не показывал. А младший сын пока ещё слишком мал, чтобы понимать, что происходит.
— Вы поддерживали с ними связь из космоса?
— Да, я им звонил. А ещё один раз мы говорили по видеосвязи. Там у меня не было времени часто кому-то звонить. Вы могли заметить, что, когда я приземлился, у меня была борода, хотя улетал я без неё. У меня там не было времени бриться. Там на это уходит в пять раз больше времени, и я думал: «А обязательно ли мне бриться? Может, лучше раньше начать съёмку?»
— Да и всего-то 12 дней.
— Да. Там всё требует больше времени. Если бы я пробыл там, скажем, пару месяцев, то я бы начал скучать по ним. А за такой короткий промежуток, когда нужно было успеть сделать так много работы, скучать времени не было.
— Взлёт или приземление — что было тяжелее? И на что это было больше похоже?
— Это было больше похоже на американские горки — потрясающая поездка на американских горках. Приземление. Взлёт был не таким тяжёлым, как принято считать. У нас там было, кажется, только 2,5 g.
— Перегрузка?
— Да, перегрузка. Но всего, кажется, в 2,5 g, что совсем не плохо. При приземлении — кажется, более 4 g, может, 4,5 g. Но нас готовили к 8 g, так что было совсем не плохо.
Нет, мы приземлялись, когда раскрылся парашют, капсулу начало вот так мотать. (Показывает руками.) Но опять же: я думал, она будет вращаться на триста шестьдесят градусов. До этого американский астронавт Шейн сказал, что приземлялся дважды и это была какая-то бешеная скачка. Бешеная скачка, конечно, была, но я думал, что она будет в десять раз более бешеной. Но да, ощущения те ещё!
— Как вы уже отмечали, подготовкой к полёту всё не заканчивается. По возвращении на Землю вас, кажется, отвезли в Звёздный городок для повторного привыкания, адаптации к земной жизни.
— Верно. Это заняло два-три дня.
— Трудно было? Например, первые шаги после приземления.
— Трудности были. Ведь нужно приспособить гироскоп в своей голове. Мне было трудно разобраться, где пол, где потолок. Так что мне потребовалось два-три дня на то, чтобы начать ходить уверенно.
— Но выглядели вы по приземлении непринуждённо. По крайней мере, на фотографиях. Было в них что-то кинематографичное: Юлия сидела в солнечных очках, вы — положив ногу на ногу. Выглядели так, словно: «А, мы просто вернулись из поездки!» Был ли у вас по приземлении вздох облегчения: «Все в безопасности, всё, что задумано, сделано»?
— О да.
— Всё, на что рассчитывали?
— О да. Как по завершении масштабной, трудной работы чувствуешь удовлетворение от того, что всё сделано. Ты через всё прошёл и всё сделал. Я был доволен тем, что план по съёмкам на МКС полностью выполнен: всё, что я планировал, я снял. Смотрится, думаю, очень хорошо. Продюсерам нравится. Было чувство удовлетворения от того, что сделано большое дело.
— Ясно, что вам как режиссёру на Земле теперь слишком скучно. На орбите вы уже побывали, там поработали, что дальше? Ничего уже не осталось, кроме, наверное, Марса, Луны?
— Ну, это не значит… что я просто буду продвигаться дальше во Вселенную, а потом улечу в другую галактику. Нет, так я не рассуждаю. У меня есть другие проекты. И мне совершенно не скучно снимать кино на земле. Меня ждут многочисленные проекты, которыми я займусь по завершении работы над фильмом «Вызов».
Нет, меня очень интересуют просто человеческие истории. Может быть, мой опыт полёта как-то их насытит, может, я раскрою их как-то иначе, чем думал. Но это не значит, что теперь я будут летать и готовлюсь снимать на Луне или Марсе. Таких планов нет.
— Когда нам ждать выхода картины?
— Определённо раньше конца будущего года.
— То есть нам придётся подождать…
— Да, это было только начало.
— …чтобы увидеть результаты вашей двенадцатидневной работы в космосе? Вы считаете, что это было испытанием?
— Конечно.
— Для вас как для режиссёра это было величайшим испытанием?
— О да, и как для человека. Как для кинематографиста — безусловно. Как для человека — конечно, жизнь теперь разделится на «до полёта» и «после полёта».
— Напоследок спрошу: если вам предложат полететь ещё раз, полетите?
— Да. Не на этой неделе, но, может, в следующий четверг готов. На этой неделе нужно просто…
— …привыкнуть к силе притяжения.
— Да, и нужно доделать кое-какие дела, прежде чем я вновь туда отправлюсь.
Видеоверсию интервью смотрите на RTД 31 октября.