— Анна, как случилось, что вы стали «биографом британского двора», как вас называют в прессе?
— Случайно! Началось всё с того, что 27 лет назад я написала книгу о принцессе Диане. Два года назад вышла в свет моя книга об Уоллис Симпсон. Исследуя их жизни, я поняла, что с момента отречения от престола Эдуарда VIII то, как правят монархи в династии Виндзоров, почти не изменилось. Недавно, готовя публикации о Меган Маркл для британских изданий и её отношениях с принцем Гарри, я заметила, как некоторые события в жизни британского двора повторяются.
— Ваша книга «Лара. Нерассказанная история любви, вдохновившая на создание «Доктора Живаго» имела большой успех. Вы внучатая племянница Бориса Пастернака. Ольгу Ивинскую (а в этой книге речь идёт о ней), как известно, в семье не слишком жаловали. Почему вы решили рассказать именно её историю?
— Я решила написать об Ольге Ивинской, поскольку инстинктивно чувствовала, что наша семья обошлась с ней несправедливо. В 22 года я попыталась расспросить об Ольге свою бабушку Жозефину (сестру Бориса Пастернака). Бабушка говорила о ней со странным пренебрежением. Даже упоминания об Ольге были ей настолько неприятны, что бабушка называла её исключительно «эта соблазнительница», но никак не по имени.
В моей семье, отличавшейся твёрдыми нравственными устоями, не могли примириться с тем, что у Бориса было два брака, а затем — любовница, связь с которой он не скрывал. Поэтому Ольгу в моей семье дискредитировали. Чем больше я о ней думала и изучала её историю, тем яснее понимала, что её роль в жизни Бориса была ключевой.
Я первой из биографов заявила, что, если бы не Ольга Ивинская, роман «Доктор Живаго» в итоге не был бы ни дописан, ни опубликован. Для меня главным действующим лицом во всей этой истории была именно она.
Однако в моей семье по-настоящему так и не приняли ни её саму, ни её дочь Ирину. На то, чтобы убедить Ирину со мной поговорить, у меня ушло пять лет. Поскольку я из семьи Пастернаков, она отнеслась ко мне с большой настороженностью, полагая, что я намерена опорочить её мать. Прочитав готовый вариант книги, Ирина прислала мне электронное письмо, которое растрогало меня до слёз. По её словам, если бы её мать сейчас была жива, она бы искренне меня полюбила, так как мы невероятно близки по духу. Ирина горячо благодарила меня за то, что я восстановила доброе имя Ольги. Я горжусь тем, что исправила несправедливость со стороны старших поколений моей семьи и возвела Ольгу на то место в жизни и наследии Бориса Пастернака, которое ей действительно причитается.
— Это была первая ваша книга?
— Нет, в 1994 году я написала книгу «Любовь принцессы» — об отношениях принцессы Дианы и майора Джеймса Хьюитта. Что примечательно, уже тогда я написала правду о женщине, в которую общественность верить не хотела. Отчасти так же было и с Уоллис Симпсон, и с Ольгой Ивинской.
— Именно от неё вы перешли к историографии королевского двора? История Уоллис Симпсон показалась вам похожей на судьбу Ольги Ивинской?
— После книги об Ольге Ивинской, в которой, по словам критиков, я восстановила доброе имя женщины, обиженной историей, я поняла, что всю оставшуюся жизнь мне хотелось бы реабилитировать женщин, которых история выставила в неверном свете. Написать о Уоллис Симпсон я решила во время просмотра сериала «Корона», обратив внимание на неточное прочтение её образа.
Я очень рада, что осуществила задуманное, поскольку та Уоллис, которую я открыла для себя, не имела ничего общего с мифом, складывавшимся вокруг её личности последние 80 лет.
К тому же, это был потрясающий опыт. Возможность восстановить справедливость я воспринимаю как честь.
— Книга о Диане была написана при жизни принцессы?
— Да, моя книга была опубликована в 1994 году, а Диана умерла в 1997-м.
— Как отнеслись к опубликованным в ней письмам члены королевской семьи?
— Письма Дианы к Джеймсу Хьюитту полностью не публиковались из-за необходимости соблюдения авторских прав. Я прочла их все, а затем вплела их содержание в текст книги.
— Складывается впечатление, что вы решили посвятить свою жизнь реабилитации женщин, которые внесли свой вклад в историю, но были не слишком хорошо приняты современниками. Это так?
— Совершенно верно. Именно такое решение я приняла и нахожу в этом большую отраду. Главная сложность — выбрать героиню следующей книги. Поскольку я очень глубоко привязываюсь к женщинам, о которых пишу, и мне нужно искренне сочувствовать им и их непростому положению, в процессе изучения темы и написания книги проводить с ними не менее двух лет, к выбору мне следует подходить крайне тщательно. Свою третью героиню я ещё не нашла. У меня уже было несколько неудачных попыток, когда в ходе исследований я понимала, что женщина не вызывает у меня столь сильной симпатии, чтобы я взялась отстаивать её имя в своей книге.
— Сейчас в центре вашего внимания Меган Маркл?
— Только в том отношении, в каком её история перекликается с историей Уоллис Симпсон — обе были разведёнными американками, которые вышли замуж за членов британской королевской семьи, и последствия были драматичные. Но на этом сходства заканчиваются.
В Уоллис Симпсон было гораздо больше достоинства, верности короне и утончённости, чем в Меган Маркл. Герцогине Виндзорской из-за королевской семьи пришлось гораздо труднее, чем Меган, но она никогда на это не сетовала и не искала мести.
В отличие от Меган, которая не перестаёт жаловаться на то, что с ней, как она считает, обошлись несправедливо.
— Недавно принц Гарри и Меган Маркл дали интервью Опре Уинфри. Многие отметили сходство тона Меган Маркл с тоном интервью, которое принцесса Диана дала Мартину Баширу для спецвыпуска программы «Панорама» 20 ноября 1995 года. Вам так не показалось?
— Нет. Мне кажется, Меган хотелось бы, чтобы люди думали, что она похожа на Диану, но Диана никогда бы не проявила такое неуважение к институту монархии, в котором были рождены её сыновья.
В «Панораме» Диана была абсолютно искренней, тогда как в манере речи Меган ощущалась искусственность.
— Вы не думали написать книгу о судьбе Меган Маркл?
— Книгу о Меган я не пишу, и желания у меня такого нет. Не вижу в ней достаточно сложной, героичной или интересной фигуры.
— Вы встречались с ней?
— Нет, но некоторые мои друзья — да. А один друг был на её свадьбе.
— У вас была возможность побеседовать с кем-то из королевской семьи?
— Да, я встречалась с герцогом и герцогиней Йоркскими, которые были со мной исключительно приветливы. А ещё я дружу с некоторыми младшими родственниками королевы.
— 9 апреля стало известно о кончине принца Филиппа, герцога Эдинбургского. Что вы думаете о нём и было бы вам интересно изучить и его биографию? Мне кажется, что он очень интересная личность, учитывая то, как широко его высказывания обсуждались в СМИ.
— Я была очень опечалена кончиной герцога Эдинбургского.
С его смертью уходит целая эпоха. Это был исключительный человек, который был достаточно уверен в себе, чтобы поставить королеву и её страну выше себя, не чувствуя при этом ущемления своего достоинства.
Он был честен с самим собой, он был удивительным визионером, первопроходцем и модернизатором. Он умел смотреть вперёд и одновременно с этим чтить традиции. Его самоотверженное отношение к службе и долгу — это то, чему младшим членам королевской семьи, зацикленным на себе и своем имидже, стоило бы поучиться. Я не хочу писать его биографию, потому что он не нуждается в реабилитации, и реакция людей на его смерть — тому подтверждение. История обошлась с ним хорошо.
Скорбь, переполняющая Великобританию и весь остальной мир, — это свидетельство нашей благодарности за всё, чем ему пришлось пожертвовать в плане карьеры и личной жизни, чтобы стать опорой для королевы.
— Изначально это не входило в мои планы, однако, пока готовилось интервью, подошла ещё одна дата — 21 апреля, 95-й день рождения королевы Елизаветы II. Что вы можете сказать о ней как о ключевой фигуре королевского двора? Не задумываетесь ли о том, чтобы написать её биографию?
— Королева — это пример того, каким должен быть монарх. Отсюда большая обеспокоенность за неё и симпатия к ней, которые мы видим в связи с кончиной её супруга. Для неё долг всегда на первом месте, потому мы ей и восхищаемся.
Я не хочу писать её биографию, потому что она не нуждается в реабилитации, однако было бы интересно посмотреть, если бы кто-то попытался приоткрыть её эмоциональную сторону.
Она всегда была мужественной и сдержанной, никогда слишком не раскрывалась, и потому было интересно узнать её личные стороны: её страхи, слабости и уязвимые места. Но я не уверена, что такое эмоциональное откровение об этой выдающейся женщине вообще возможно.
— Сейчас вы больше занимаетесь писательской деятельностью, насколько я понимаю. Однако у вас многолетний журналистский опыт. Вы всё ещё пишете в издания?
— Да, я до сих пор регулярно пишу для британской и американской прессы, а временами и для российской версии журнала Tatler. Главным образом я сейчас пишу для The Telegraph и журнала Tatler.
— У вас есть как публицистические произведения, так и романы. Что вам ближе?
— Безусловно, публицистика. Способностей романиста, какие были у моего двоюродного дедушки, у меня нет. Мне очень нравится проводить исследования для документальных книг.
— Сколько всего книг издано у вас? Сколько переведено на русский? Сколько в работе?
— Всего у меня опубликовано четыре книги, из них две переведены на русский — «Любовь принцессы» и «Лара». «Лара» сейчас проходит долгий процесс кино- или телеадаптации, и я очень надеюсь, что в итоге проект покажут в России.
— Я нашла в русском переводе ещё одну вашу книгу — «Дневник Дейзи Доули».
— Надо же! Я и не знала, что она переведена на русский. Вот бы получить экземпляр на русском языке! Это был юмористический приукрашенный рассказ о моём первом недолгом браке.
— Ваш муж — психотерапевт. Он помогает вам в понимании характеров ваших героинь?
— Конечно. Он помог мне разобраться во множестве эмоциональных сторон человеческого поведения и в том, почему нашим поведением в столь значительной степени движет бессознательное. Он оказывает мне колоссальную поддержку в моей работе.
— Вы говорите по-русски?
— Увы, по-русски я не говорю. Как бы мне хотелось быть билингвом, но, когда бабушка в 1922 году покинула Россию и стала жить в Германии, по-русски она дома уже не разговаривала. Мой отец с детства свободно говорил по-немецки. Я учила русский в школе, но талантливым лингвистом меня не назовёшь. Больше всего я жалею о том, что свободно не говорю по-русски. Я бы очень этого хотела.
— Чем интересуется ваша дочь?
— Моя дочь очень интересуется актёрским искусством. Надеюсь, если лента «Лара» выйдет на экраны, она в ней сыграет. Думаю, она идеально подошла бы на роль молодой медсестры, передававшей Борису любовные письма от Ольги, когда он был при смерти в Переделкине. Конец книги мне кажется таким трогательным...
— Могли бы вы поподробней рассказать об этом персонаже — о молодой медсестре?
— Шестнадцатилетняя медсестра Марина Рассохина была очень предана Борису Пастернаку. Сначала она ухаживала за ним в больнице в Москве, а затем отправилась в Переделкино, где заботилась о нём вместе с более взрослой и опытной медсестрой Марфой Кузьминичной, когда он был уже на смертном одре. Поскольку врач предписал Борису отдых и у него не было доступа к письменным принадлежностям, Марина, которая не смела даже подать ему огрызок карандаша с его прикроватной тумбочки, передавала его сообщения Ольге. После дежурств Марина встречалась с Ольгой где-нибудь подальше от семейной дачи, чтобы передать ей слова любви Бориса. И Ольга, и её дочь Ирина были очень благодарны этой доброй медсестре, которая, по их словам, «всегда улыбалась». Марина понимала деликатный характер отношений в семье Бориса, ведь он находился в семейном доме со своей второй женой, тогда как обожаемую им Ольгу к нему не допускали. Все медсёстры просто обожали Бориса, но с особой теплотой он относился, конечно, к Марине.
— Вы бываете в России? Было бы вам интересно посетить какие-то места, показать дочери?
— Я бывала в России пять раз, когда проводила исследования для своей книги «Лара»: дважды — с мужем, а один раз — с дочерью. Она была в восторге от Москвы и от поездки в Переделкино. Ещё ей понравилась икра, и на завтрак она стала есть яйца с икрой! Нам очень понравился московский музей-усадьба Толстого, а дочери — яйца Фаберже в Москве и красивое метро. У нас так много хороших воспоминаний о России, и, как только пандемия закончится, я надеюсь вновь её посетить. В душе я ощущаю себя русской, так что для меня это своего рода возвращение домой.