— Вы как-то говорили, что нельзя не любить своего героя. За что вы любите Романа Жилина из сериала «Девушки с Макаровым»?
— Мой персонаж — друг главного героя. Он очень увлекающийся человек, рыбак. Его работа не несёт в себе ничего героического (он заведует всякими хозяйственными вопросами в отделении полиции). Но Жилин — надёжный, верный друг. Необычный, с хорошим чувством юмора, с довольно быстрой реакцией. Ничего отрицательного для меня в нём нет.
— На российском телевидении немало проектов о сотрудниках правоохранительных органов, вы сами ранее также играли полицейского. Чем зрителей удивит этот?
— В первую очередь необычным сюжетом. Потом очень интересно будет смотреть, как наши героини, замечательные девчонки, проходят путь от совсем юных полицейских, начинают воплощать теоретические знания, которые получили в Высшей школе милиции, в практический опыт. Интересны и их взаимоотношения с Макаровым, человеком с достаточно непростым характером. Как они притираются, как он их защищает, как девушки пытаются доказать, что заслуженно занимают своё место в органах правопорядка... Мне было интересно даже сценарий читать — не то что сниматься!
— Как вы считаете, этот сериал можно назвать более женским по сравнению с другими полицейскими детективами?
— Конечно. Женщинам часто нравятся и серьёзные детективы, но, думаю, этот, благодаря тому что персонажи юные, будут смотреть многие девчонки. И у кого-то, наверное, возникнет желание тоже попробовать себя на этом поприще.
— На ваш взгляд, насколько близко к реальности в сериале показана работа сотрудников полиции?
— Там достаточно большой комедийный элемент. В целом, думаю, не так близко. Полицейским в жизни приходится сталкиваться с гораздо более прозаическими вещами, на которые зритель, вернувшийся вечером с работы, смотреть не захочет. В сериале идёт определённая романтизация этих образов. И мне кажется, это правильно.
— Вы обращались за консультацией к настоящим полицейским? Был ли специалист на площадке?
— Да, настоящие полицейские на площадке были. У нас и среди авторов есть бывшие полицейские. Я лично к ним не обращался. Мой персонаж — хозяйственник, а хозяйственные мероприятия в полиции проходят так же, как в любом офисе. Это сборы взносов, проверка наличия состава, определённая комплектация... Не такие сложные боевые задачи, где необходимо взять снайперскую винтовку, занять правильную позицию, сделать кувырок перед выстрелом, грамотно уйти и спрятаться от выстрела. Мне этого не требовалось. Но, если понадобится, я обращусь за помощью. Не надо дискредитировать профессиональных людей! Они тоже нас смотрят, и хочется, чтобы они говорили: «А что, интересная история, на нас очень похоже».
— Какие у вас в целом впечатления от съёмок? Чем они запомнились?
— Мне понравились и запомнились эти съёмки тем, что на них использовалась масса технических операторских приспособлений. Операторская группа вместе с режиссёром детально подходила к съёмочному процессу, и сериал снимался как полноценный фильм: с такими планами, с серьёзной работой со светом, с выстраиванием кадра и по мизансцене, и с разводкой сцен, и по работе с камерой, с рельсами...
Мне понравилось работать с такой группой, которая, как говорят, серьёзно заморочилась, чтобы качество картинки и материала было очень высокого уровня.
Не многие продюсеры готовы вкладывать большие деньги в производство сериалов. Обычно сериал — это телевизионный продукт другого класса.
— Проект снят в жанре комедии. Весело ли такие картины снимать, по вашему опыту?
— Разные случаи бывают, но всегда есть какие-то комичные моменты.
Мы снимали жизнь. Было не так, как, например, в знаменитой серии французских полнометражных фильмов про жандармов, где главную роль играл комик Луи де Фюнес. То — жанровая комедия про полицейских, непосредственно заточенная на поиск всех этих смешных ситуаций.
«Макаров» — детективная история с комедийными элементами. В ней показываются те весёлые моменты, которые могли бы произойти в жизни. Это не фарс, а истории о нормальных людях, которые из-за особенностей своих характеров попадают в комические ситуации. Там и детективные сюжеты, и человеческие, психологические. Но акцент смещён в комедию.
— Как настроиться на комедийный лад на съёмках, если день не задался?
— Переключаться. Иногда бывают критические ситуации, которые совершенно несовместимы с комедийным жанром. Тогда продюсеры входят в положение — переносят или что-то ещё делают. Но вообще, жизнь продолжается, ты пришёл сюда, и здесь никто не зависит от твоего внутреннего состояния. Поэтому будь добр, переломи себя, оставь проблемы за съёмочной площадкой! Если совсем не получится, надо будет переснять. Потому что к комедии надо подходить легко.
— Что делать, если в театре зритель не смеётся над комическими сценами?
— Только работать над собой. Если публика не смеётся, значит, что-то с этой комедией не то. Что-то не так с актёрами, с ситуацией, нет правды, нет искренности. Я, как актёр, который имел счастливую и очень редкую возможность играть моноспектакль и оставаться со зрителем один на один, могу сказать, что нет плохого зрителя. Есть моя готовность или неготовность. Если я смог убедить зрителя поверить и пойти со мной, он идёт и считывает историю моими глазами. Происходит общий обмен, и шутки работают. Я понял, что всё зависит от меня.
— Если на сцене что-то пошло не так, возможно это тут же исправить? У вас бывали подобные случаи?
— Бывали, но до самого последнего момента, до закрытия занавеса у тебя всегда есть возможность... Это, знаете, как на старых приёмниках, там была такая ручка настройки: ты её крутишь, бежит по шкале вертикальная стрелочка, и ты в динамике слышишь свист и ловишь радиостанции. Так и здесь — сбилась какая-то настройка, надо её найти, чтобы твой голос для зрителей звучал более точно.
Если в спектакле есть второй акт, то появляется ещё одна возможность убедить зрителей, которые остались и не ушли в антракте, что не так всё безнадёжно.
— На ваш взгляд, любой опытный актёр может удачно сыграть комического персонажа? Это вопрос только мастерства или необходимы определённые личные качества?
— Мне кажется, нужны личные качества. Не зря испокон веков актёров делили на амплуа. Есть лирический герой, комический. Даже внутри этих героев сложная дифференциация по образам, по актёрским амплуа — травести, комическая старуха... Их достаточно много. Комедийный жанр, мне кажется, не для всех.
— А что должно быть в человеке, чтобы он справился?
— В первую очередь чувство юмора. Важно не бояться быть смешным. Некоторые просто боятся выглядеть нелепыми в глазах других людей.
— Одной из ваших самых ярких работ стал образ Кости из сериала «Воронины». Что вы чувствовали, когда такой масштабный проект завершился?
— Я почувствовал, что закончился довольно большой этап моей жизни. Но я бы не сказал, что это один из самых ярких образов. Так кажется, потому что его зритель видел на протяжении десяти лет. Это, скорее, один из наиболее запоминающихся образов. Для меня самые яркие — другие. Например, в сериале «Саша и Маша» — он как раз был гораздо ярче Константина по приспособлениям, по существованию.
А «Воронины» — самый большой, долгоиграющий, масштабный проект, в котором мне довелось принимать участие. Когда проект закончился, я понял, что привык к нему как к неотъемлемой части своей жизни. И теперь я называю последующее время жизнью после «Ворониных».
Окончание съёмок было связано с уходом из жизни нашего любимого папы, Бориса Владимировича Клюева. И может быть, если бы не это, мы ещё что-то сделали бы в рамках той истории. Жалко, что всё закончилось так. Если мы пытались в последнее время ставить многоточие, то здесь, к сожалению, судьба поставила на нашем сериале очень жирную точку. Но слава богу, что мне довелось с ним поработать так плотно и так долго, поучиться. С точки зрения профессионального опыта работа в этом сериале дала мне очень много.
— Вам нравится так долго развивать образ или больше по душе пробовать новое, менять персонажей?
— После съёмок в «Ворониных» у меня появилось много свободного времени, посыпалась масса приглашений в театральные проекты. Я принял участие в спектакле «Скандал заказывали?». Это постановка по чеховским рассказам, в основном юмористическим. Всего 11 рассказов, нас пять человек. Из них один играет Антона Павловича Чехова, то есть остаются четверо. В каждом рассказе у нас новые персонажи, и за весь спектакль мы представляем такой калейдоскоп разных образов.
Сейчас, как раз после такой длительной работы в одном образе, мне больше импонирует вот это разнообразие. Многие спрашивают: «А не остались ли вы навсегда в своём Костике? Не боитесь, что вас будут воспринимать как актёра одного образа после сериала «Воронины»?» Вот как раз для того, чтобы зритель не воспринимал меня как актёра, застрявшего в одном образе, мне необходимо доказать ему, что я могу быть и другим.
— Расскажите подробнее про театр. В каких ещё спектаклях вы сейчас заняты?
— С удовольствием. До пандемии режиссёр Изабелла Каргинова предложила мне работу в постановке «Двое и море» по мотивам пьесы Эмилио Карбальидо. Там игра слов: «море» как more («ещё» на английском). Со мной играет Лена Бирюкова, моя партнёрша по сериалу «Саша и Маша». Это спектакль на двоих, очень интересная история взаимоотношений мужчины и женщины. Они встречаются при странных обстоятельствах и находят друг друга в этом море одиночества.
Также сейчас у меня идут репетиции в водевиле. Он написан в манере русской классики, называется «Джокер, или Ирония судьбы». Практически Островский. Интересная полумистическая история, и герой мой там очень необычен, я играю отрицательного персонажа.
Плюс ко всему постановка музыкальная, что очень серьёзный шаг для меня — я всё-таки не вокальный актёр, не артист мюзикла. Придётся вспоминать вокальные уроки в училище.
И ещё антрепризное агентство предложило пьесу для рассмотрения. Я даже загадывать не хочу. Это тоже история на двоих, но кардинально противоположная тому, что мы делаем с Леной Бирюковой.
Словом, сейчас у меня театральная жизнь бьёт ключом.
— Да, есть ощущение, что в театре у вас сейчас больше проектов, чем в кино...
— Да. Но и в кино у меня после Нового года произошло прекрасное событие. Дмитрий Дьяченко на Алтае снимает полнометражную картину под рабочим названием «Бешенство». Фильм в жанре хоррора, такой психологический триллер с элементами ужасов. У меня там небольшая эпизодическая роль, но всё равно спасибо большое Диме, который утвердил меня. Спустя где-то 15 лет, наверное, у меня опять состоялся полный метр. Режиссёры полнометражных картин не работают со мной, я им неинтересен. А Дима посмотрел на пробах и утвердил.
— Вы же не работали раньше в жанре ужасов?
— Нет. И для меня это стало возможностью приобщиться. Мне очень хотелось принять участие в проекте этого жанра. Так же, как и в фантастике. Я очень люблю фантастику, а сниматься в ней...
Ещё у меня была военная картина. Она пока не вышла, её судьба неизвестна. Но, возможно, ближе к маю состоится фильм об истории 321-й Сибирской дивизии, который в данный момент находится в США на монтаже.
— Недавно в Москве и других городах начали ослаблять ограничения, связанные с пандемией...
— Да, мы ощутили это по количеству зрителей в зале. После 25%, когда ощущение, что ты играешь на репетиции... Знаете, когда зрители сидят на большом расстоянии друг от друга, они будто самоизолированы. Такого зрителя очень тяжело раскачать. Когда зрители сидят очень плотно, плечом к плечу, они словно сливаются в одно целое — и тогда уже уходят какие-то социально-моральные зажимы, человек свободнее реагирует. Когда рядом смеётся другой человек, который понял шутку, тот тоже начинает смеяться. Возникает такая лавинообразная волна.
— А в плане объёмов работы что-то изменилось за последние недели? Может, стало больше стабильности?
— Стабильность, скорее, зависит от съёмок, а их сейчас нет. Театр больше связан с длительным репетиционным периодом, который, к сожалению, у нас почему-то не оплачивается. Поэтому сейчас надо как можно быстрее закончить репетировать, выйти на площадку — и тогда уже, может быть, со стабильностью будет проще. Но вообще, глядя на то, что кругом творится, надо сказать большое спасибо за все меры предосторожности. В Германии и других странах опять вспышка пандемии. Мы можем роптать, говорить всё что угодно. Но, наверное, всё было сделано правильно, и теперь надо дождаться конца февраля или конца марта, когда полностью снимут ограничения. Тогда, думаю, всё заживёт.
— В последние годы, особенно в пандемию, набрали популярность многие интернет-платформы. Вы, как зритель, интересуетесь контентом видеоплощадок?
— Пока нет, я ещё не дошёл до него.
— А вам самому было бы интересно принять участие в проекте для онлайн-кинотеатра?
— Конечно. Платформы же появились отчасти из-за цензуры на центральных каналах, где есть ограничения, например, по тематике материалов. Я считаю, это абсолютно правильно.
Центральные каналы должны подвергаться контролю со стороны государства. Это никоим образом не связано с демократией и запретом свободы слова. Просто вопрос цензуры.
У интернет-платформ в этом отношении развязаны руки, они могут более фривольно вести себя и в подаче материала, и в лексиконе, и в выборе тем. Так что почему нет? Тем более это тоже опыт.
Кроме того, я уже достаточно взрослый человек. А сейчас приходит много молодых сценаристов, режиссёров, которые видят мир по-другому, более современно и предлагают свои идеи. Они чаще всего идут на платформы. Так что я с удовольствием поэкспериментирую вместе с ними. Я, с одной стороны, консервативен, но с другой — всегда открыт для экспериментов.
— В чём проявляется эта консервативность? В каком проекте вы принципиально не стали бы сниматься?
— Не могу сейчас сказать, в чём конкретно я не стал бы сниматься, но я не хотел бы работать над откровенной пошлостью, если она неоправданна. В глупой шутке не стал бы сниматься, если она никак не связана ни с сюжетом, ни с чем, а просто глупая.