— Перед судом широкой аудитории вот-вот предстанет (интервью записывалось за несколько дней до релиза. — RT) ваш режиссёрский проект — сериал «Полёт». Что вы чувствуете за несколько дней до премьеры? Есть ли волнение по поводу того, как его примет аудитория?
— Естественно, я чувствую волнение. Думаю, что его испытывает каждый режиссёр перед премьерой. И, не скрою, мне важно, как наш сериал примут зрители. Но ничего, к сожалению, гарантировать не могу — наша история всё-таки немножко нетипичная. Местами, может быть, провокативная. Поэтому мне очень сложно предсказать зрительскую реакцию.
— Главные герои не могут справиться с травмами прошлого. Чем вас привлекла эта тема? С ней связан какой-то личный опыт? Может быть, вы просто увлекаетесь психологией?
— Люди, которых я вижу, с которыми общаюсь, не могут справиться с травмами прошлого. И мне, честно говоря, сложно вспомнить человека, который легко мог бы с ними справиться или бы вообще таких травм не имел. Поэтому, думаю, эта история касается современных людей в принципе.
Постепенно люди научились анализировать себя, своё прошлое. Но далеко не всегда знание себя и самоанализ приводят к чему-то хорошему, к излечению. Мне очень интересна эта тема. Она и меня касается, и людей, с которыми я общаюсь.
— В историях героев есть какие-то эпизоды из жизни ваших знакомых или это всё исключительно вымышленные сюжеты?
— Почти все персонажи имеют прототипы, я писал с натуры. Но, естественно, как это всегда происходит, было очень много придумано и скомпилировано — этакая мозаика. Но вообще, конечно, я писал о реальных людях и о реальных проблемах.
— Вы отметили, что людям не удаётся справиться с травмами, как и героям сериала. Как вы считаете, если задаться целью, прорабатывать это всё с психологами, всё-таки реально разобраться с подобными проблемами? Или же они всегда будут так или иначе направлять человека по жизни?
— Скорее, мне кажется, нереально. У меня есть такое ощущение, что жизнь и генетика пишут какой-то код человека, по которому он живёт. Но хочется надеяться, что свобода воли тоже существует. Поэтому, думаю, сдвинуться с мёртвой точки можно — как и исправить какие-то вещи в своей жизни. Но можно ли полностью убежать, уйти от этого кода и переродиться... Я в этом не уверен.
— Истории ваших персонажей заставляют задуматься о многом: о собственном пути, предназначении, поисках себя. А вы сами, работая над сценарием, задавались подобными вопросами?
— Мне кажется, любой нормальный, психически здоровый человек задаётся вопросами о своём предназначении, пути и так далее. Я думаю, если человек ими не задаётся — это какое-то психическое расстройство. Тем более если ты хочешь писать.
— Разрабатывая эти истории, вам удалось для себя что-то новое открыть?
— Наверное, я открыл бездны своей души (Смеётся.). А так — это всё равно так или иначе какое-то моё высказывание о жизни, о людях. И я действительно думаю, что так оно и происходит. Поэтому дело тут не в том, смог ли я для себя что-то открыть, а в том, что мне удалось сформулировать.
— Сериал уже был показан зарубежной аудитории в Чехии, Германии и Великобритании. Вы знаете, какой была реакция зрителей?
— Из-за коронавируса никто не смог съездить, и это очень печально. Но, насколько я знаю, реакция была хорошая. В Чехии мы победили на фестивале. В Англии показывали сериал, я читал положительные отзывы, в том числе профессионалов. В Германии — не знаю. Я так понимаю, это была удача, что мы попали на форум, довольно-таки престижный. Но как отреагировали немцы на сериал — не знаю.
— Как вы считаете, эта история универсальна, она может заинтересовать любого зрителя? Или тут нужен какой-то определённый менталитет?
— Я считаю, что универсальна. Но не потому, что я стремился сделать историю, которая не имеет отношения к нашей стране. Нет, мне просто кажется, что жизнь того круга людей, о которых я снял сериал, в России не так уж сильно отличается от жизни людей во всём мире. Во всяком случае, в развитых или развивающихся странах. И, мне кажется, и жизнь, и проблемы, о которых там идёт речь, универсальны.
— Вы как-то говорили, что старались не показывать родным свой фильм «Лавстори», чтобы избежать советов и сохранить своё высказывание. Изменилось ли что-нибудь в случае с «Полётом»? Вы советовались с родственниками во время работы над сериалом?
— Я мало советовался. Потому что нужно сохранять какую-то свежесть в голове. И всё равно, когда пишешь и снимаешь сериал, советчиков вокруг тебя очень много. Поэтому — да, я не нуждался в дополнительной консультации. Но должен сказать, что, например, моя мама (Наталья Токарева. — RT), замечательный редактор кино, мне иногда помогала.
— А вообще в работе вы склонны прислушиваться к чьему-то мнению?
— Прислушиваюсь. Просто, мне кажется, важно иметь в голове какой-то фильтр и чувствовать, когда тебе говорят по делу, а когда нет. Но я предпочитаю услышать как можно больше мнений, сформулировать потом какое-то своё и вносить правки.
— Есть ли у вас любимые режиссёры, чьими работами вы вдохновляетесь в своём творчестве?
— Есть режиссёры, фильмы которых очень важны для меня и которые я часто пересматриваю, пытаюсь учиться на них. Это Пол Томас Андерсон, Роберт Олтмен, братья Коэн, Глеб Панфилов, Вуди Аллен, Луи Маль, Франсуа Трюффо... Но не так просто учиться у таких замечательных режиссёров. Потом попадаешь на площадку — и выясняется, что там всё как-то по-другому. Поэтому, наверное, я пишу и снимаю больше интуитивно.
— Вам уже удалось попробовать себя в качестве сценариста, продюсера и режиссёра. Какое из этих направлений вам наиболее близко?
— Это очень разная работа. И мне интересно и первое, и второе, и третье. Сравнивать это сложно. Ваша жизнь сильно различается в зависимости от того, кем вы являетесь — сценаристом, режиссёром или продюсером. Поэтому мне кажется, что речь идёт не только о профессиях, но вообще об образе жизни.
— Как же вам удаётся всё это совмещать?
— Сначала ты пишешь, потом снимаешь. Если есть возможность что-то попродюсировать — это тоже происходит отдельно. Так что я не вижу проблемы в том, чтобы это совмещать. Но, конечно, дико интересно заниматься всем сразу. Потому что возникает ощущение, что ты живёшь тремя разными жизнями.
— В дальнейшем вы хотели бы сосредоточиться на чём-то одном или предпочитаете контролировать производство картин в разных аспектах?
— Я не думаю о том, что будет потом. Серьёзно, я говорю это совершенно искренне. Каждый фильм, которым мне посчастливилось заниматься, я воспринимаю так... Просто я работаю как в последний раз. Это не потому, что я такой самоотверженный. А просто потому, что кино требует от тебя невероятного количества сил — физических, психологических. И мне кажется, что если ты работаешь над каким-то фильмом и при этом думаешь, чем заняться дальше, то можно запутаться.
— А бывает такое, что нет сил?
— Конечно. Я снял две картины, и после съёмок каждый раз клялся, что эта — последняя. Потому что это очень тяжело. Но проходило какое-то время, и снова хотелось на площадку.
— Ранее вы интересовались журналистикой, окончили журфак и начинали свой путь в этой профессии. Помните, чем она вас привлекала?
— В те времена ещё существовал тот старый НТВ, мы все тащились от Леонида Парфёнова. И тогда очень хотелось быть журналистом вне зависимости от того, есть ли к этому какие-то способности и насколько глубоко это желание. Чувствовалась какая-то романтика в этой профессии и смелость. И, как бы это смешно сейчас ни звучало, тогда хотелось пойти на журфак, чтобы стать кем-то вроде Леонида Парфёнова. Я помню, что уже, по-моему, когда я был на первом, на втором курсе, всех разогнали. Но главное, конечно, не в этом, а в том, что я довольно быстро понял: я не журналист.
— Журналистика не оправдала ваших ожиданий? В плане той же романтики.
— Нет, конечно. Я себе что-то там выдумал, а всё оказалось совершенно по-другому. Но это часто происходит в разных профессиях.
Я бы сказал, что журналистика стала для меня школой жизни. Работа была серьёзная, и довольно высокие требования предъявлялись ко мне, когда я в тех же «Вестях» работал. Я там очень сильно вырос, превратился из ребёнка в более или менее взрослого человека, который представляет, сколько нужно работать и какую ответственность надо нести, чтобы получать нормальную зарплату. Поэтому да, я не могу сказать, что был влюблён в журналистику, но я очень благодарен этой профессии и всем редакциям, в которых мне посчастливилось работать.
— Как вы пришли к решению поменять сферу деятельности? В какой момент поняли, что надо идти в кино?
— Думаю, я это понял ещё на последнем курсе университета. К этому моменту я уже активно работал, по-моему, в «Вестях». Я просто честно себе сказал, что не готов посвятить этому жизнь. Мне очень хотелось заниматься тем, что полностью заполняло бы её и никогда мне не надоедало. И я наконец набрался смелости и признался себе, что кино мне интересно, а журналистика — нет. Но потом ещё довольно долго работал в журналистике, потому что надо было зарабатывать деньги, а в кино я ещё ничего не умел.
— Когда вы уже решились пойти в кино, вам такой поворот казался радикальным или же это просто стало следующим этапом, переходом из редактора на телевидении в редактора кино?
— Там был большой перерыв. Я решил заниматься кино, грубо говоря, в 21 год, а пошёл в 27 или в 28. Поэтому нет, это был просто один из вариантов поработать в кино, чему-то научиться.
— Существует мнение, что у нас в стране мало хороших редакторов кино. Как вы считаете, есть ли такая проблема?
— Есть, их действительно очень мало.
— С чем это связано?
— С тем, что это очень специфическая профессия, которая, с одной стороны, требует интеллекта, насмотренности, начитанности, умения анализировать. И при этом какого-то отсутствия амбиций. Это очень редко совпадает.
— Как вы думаете, возможно ли выучиться на редактора кино? Или ему нужны какие-то особые личные качества?
— Мне кажется, выучиться нельзя. Или ты можешь этим заниматься, или нет. И, конечно, желательно перед тем, как начинать, посмотреть пару раз, как работают серьёзные профессиональные редакторы. Но мне кажется, если у тебя есть способности, достаточно прочитать несколько учебников по кинодраматургии, любить кино и людей. А точнее, сценаристов несчастных, которые пытаются что-то родить. Если это всё при вас, то у вас есть шанс.
— У вас есть свой редактор?
— Да. Это креативный продюсер студии «1-2-3 Production» Анна Гудкова. Она один из лучших редакторов в нашем кино. Так или иначе, она имеет отношение абсолютно ко всем лентам, которыми я занимался и которые вышли на экран.
— Вы всегда следуете её советам?
— Не всегда. Но доверяю я ей очень. Её помощь бесценна.
— Что для вас важнее — последовать советам редактора и сделать картину драматургически и визуально выверенной или оставить её, может, не такой идеальной, но сохранить авторский стиль и высказывание?
— Эта дилемма искусственно выдумана. На самом деле её не существует в природе. Качественная драматургия не может помешать авторскому замыслу. Это выдумывают авторы, которые не способны выстроить качественную драматургию.
— Когда вы только пришли в профессию, было ли что-то, что вас удивило? Например, как устроено кинопроизводство, как обстоят дела в индустрии, как достучаться до современного зрителя... Или вы уже имели исчерпывающее представление обо всём и легко включились в работу?
— Да нет. Я вообще не знаю ещё, достучался ли я до зрителя. Мне сложно говорить. Это во-первых. А во-вторых — мне кажется, вопрос, как бы достучаться до зрителя, в современном российском кино не стоит. Если ты в своей профессии что-то можешь толковое, хоть чуть-чуть талантливое сделать, то, скорее всего, будешь востребован. Потому что не хватает никого: сценаристов, режиссёров, актёров, художников...
— Но ведь ежегодно вузы выпускают очень много специалистов в самых разных областях. В чём же проблема?
— Мне сложно судить. Я учился на высших курсах год, потом пришлось уйти. Мне казалось, что нам преподают очень профессионально и там есть все возможности, чтобы раскрыться. Так что я не хочу ругать наше кинообразование, я слишком мало о нём знаю. Но факт остаётся фактом: всех не хватает. Почему — сложно сказать. Если говорить о сценаристах, то кинообразование здесь ни при чём. Просто должна созреть какая-то среда (и она постепенно созревает), в которой эти сценаристы появляются. Абсолютное большинство талантливых успешных сценаристов, которых я знаю, ВГИК не заканчивали.
— Они вообще не получали высшее кинематографическое образование?
— Нет, но в основном они просто с высшим образованием. Люди получали какие-то другие профессии, давно, а потом вдруг подумали: а почему бы мне не быть сценаристом? Сел человек, написал сценарий, раз — и получилось. Вот так это происходит. Конечно же, там есть чему учиться, это определённое ремесло. Но пять лет во ВГИКе на сценарном... Я вообще не представляю, чем так долго можно там заниматься.
— Видимо, важнее не академические знания, а кругозор и личные качества?
— Да, важны внутреннее наполнение человека, жизненный опыт. Способности драматурга, как бы пафосно это ни прозвучало. Кто-то может собирать, конструировать истории, а кто-то нет.
— Расскажите о ваших ближайших профессиональных планах. Уже анонсирован проект «Здоровый человек»...
— Я как раз им сейчас занимаюсь, мы в запуске. Это история человека, который определённым образом ищет смысл жизни, наполненность. В какой-то момент он понял, что хочет помогать людям. И этот фильм о том, как его желание отражается на жизни его собственной и всей семьи.
— И напоследок расскажите, чем вы занимаетесь в свободное от работы время. Есть что-то, что вас сильно увлекает, помимо кино?
— Скажу честно, у меня нет хобби. Есть работа и есть семья, на которую и так мало времени остаётся. Когда появляется свободное время, я стараюсь проводить его с семьёй. А так... Книжки какие-то, фильмы... Болею за московский «Спартак», стараюсь не пропускать их матчи.
— Сами не занимаетесь спортом?
— Давно не занимался, к сожалению. Раньше занимался, а сейчас забросил. Это прямо жизненная драма.