— На днях на телевидении вновь начнётся показ сериала «Сладкая жизнь». На ваш взгляд, сейчас, спустя шесть лет после премьеры, этот проект по-прежнему актуален?
— Я в этом ни секундочки не сомневаюсь. «Сладкая жизнь» будет актуальна и через 150 лет. Мне вообще кажется, что любая драматургическая перипетия, связанная с людьми, всегда актуальна. А у нас — совершенно человеческая история, понятная всем. Каждый может найти себя в этих персонажах, себя с ними проассоциировать.
— Хотя бы в бытовом плане, в укладе жизни москвичей — таких, как герои сериала — что-то изменилось, как думаете? Может, пошло на спад повальное увлечение йогой?
— Про йогу ничего не могу сказать — никогда ею не увлекалась. Но мужья всё так же изменяют жёнам, красивые молодые девушки всё так же хотят найти себе богатых покровителей. Хотелось бы, наверное, чтобы эти тенденции исчезали — но нет. Думаю, это какая-то вечная история. Она была всегда и никогда не закончится.
— А вам близок образ жизни, который ведут герои? Насколько близка вам ваша героиня — Лера?
— По, скажем так, жизненной философии моя героиня мне совершенно не близка: я очень свободолюбивый человек, для меня зависеть от кого-то — тяжёлое бремя. Всё же, знаете... если ты берёшь от кого-то что-то, то должен быть готовым в какой-то момент это отдать.
Я, наверное, не смогла бы ни у кого взять хоть какие-то деньги — чувствовала бы себя обязанной. А обязанной я себя чувствовать не люблю. Вообще ни в каком виде.
В остальном... глобально — это история про то, как бедный, несчастный смертный человек хочет стать счастливым. А на войне, знаете ли, все средства хороши! Каждый исхитряется как может, для того чтобы достичь счастья. Счастья в своём понимании.
— Лично вы на что готовы ради счастья, денег, независимости?
— Деньги не приносят счастья, когда ты занимаешься нелюбимым делом. И я всегда была уверена: чтобы действительно обладать деньгами, как и всем остальным, нужно добиться этого честным путём.
Не могу сказать, что ради денег и ради славы сделаю что-либо, что идёт вразрез с моими моральными принципами: я очень совестливая. Если кого-то подставлю, заберу чьё-то чужое место, мне тяжело будет с этим жить.
Была у меня такая история. Я хотела, выпустившись из балетной школы, поступать на балетмейстерский факультет в ГИТИС. Чтобы наверняка поступила, мама там кому-то дала взятку*. Я пришла на отбор и увидела девочек, которые намного талантливее меня. Я тупо не явилась на третий тур: поняла, что не могу занять чужое место. Мне будет сложно с этим жить. Ну и вот так у меня пошло по жизни.
— Не было такого, чтобы вы жалели о своей совестливости, об упущенных возможностях?
— Нет. Совершенно. Я в этом смысле очень рациональный человек — если есть возможность, её не упущу. Более того: если я вижу в чём-то перспективу, то делаю это даже забесплатно.
— У «Сладкой жизни» есть две версии. Приличная — телевизионная — и доступная в сети — для тех, кто постарше. Вы как считаете, многое в плане сюжета и раскрытия персонажей теряется в более сдержанном варианте?
— Конечно. Ставка на отношения между людьми требует чувственных проявлений у артистов. Тогда ты сильнее подключаешься, больше веришь происходящему на экране. Нет ощущения, что тебя обманывают.
Я не раз говорила: все постельные сцены в «Сладкой жизни» драматургически обоснованные. И «нецензурированная» версия полнее и ярче открывает персонажей. Очень важно в этом жанре, чтобы всё было максимально откровенным. Вот, условно, «Любовь» Гаспара Ноэ. Если бы они там постоянно не совокуплялись, мы бы вообще не поняли, в чём конфликт.
— Вы вообще спокойно соглашаетесь на откровенные сцены?
— Да.
— Не стесняетесь?
— Нет. Ну, на такое, как в «Тексте», я бы, честно скажу, не согласилась. Так — нет.
Вот вам сейчас совсем цинично отвечу. Я соглашаюсь на постельные сцены, когда в материале есть потенциал раскачать героя настолько, чтобы, помимо постельной сцены, там ещё была сильная актёрская игра. Простите, сейчас будет нескромно: в «Сладкой жизни» я очень хорошо играю. Постель тоже очень хорошо играю. Там есть изменение персонажа, и не страшно сделать постельную сцену. Более того, она придаёт объёмность персонажу. А вот если тебе ничего особо не надо играть, ты появляешься в двух эпизодах и тебя, условно, используют как натурщицу, чтобы добавить перчика в кино, — это так себе.
— Вы не боитесь повсеместного осуждения, как это произошло с Кристиной Асмус?
— Мы это сделали сильно раньше Кристины Асмус, и со всем осуждением, которое могло быть, я уже столкнулась. Нет, дальше я ничего не боюсь.
— А ваша мама, супруг спокойно относятся к откровенным сценам с вашим участием?
— Супруг — совершенно спокойно. Чья бы корова мычала: он главред журнала Maxim, сам постоянно снимает голых баб. И абсолютно адекватный в этом вопросе человек. А мама... Ну, она сказала: «Ой, как откровенно». На этом всё закончилось.
— Вернёмся к «Сладкой жизни». Когда вышел сериал, вы буквально проснулись знаменитой. И как изменилась ваша жизнь? К вам стали подходить на улице?
— Конечно, подходили на улице. Но сказать, что сильно изменилась жизнь, — такого не было. Вот, допустим, если в Голливуде артист снялся в каком-то известном сериале, у него сразу же ставка вырастает до небес и кардинально меняется уровень жизни. Успешный проект на Западе — очень действенный социальный лифт. У нас такого нет.
Вот меня узнают на улицах. И? У меня такая, по актёрским меркам, средненькая ставка.
— А с негативными проявлениями славы вы успели столкнуться? Не появились ли у вас навязчивые поклонники?
— Слушайте, идиотов очень много! Периодически попадается народ вообще невменяемый.
Вот я веду Instagram. Там много хейтеров. До сих пор некоторые люди называют меня Лерой или Глорией (по другому проекту). Они не понимают, что у меня другое имя, что я другой человек. Пишут, что я проститутка, шалава. «Вот, тебе надо ноги переломать за то, что ты мужика увела, с...! Гори в аду!». Сидишь и думаешь: «Это что вообще?».
Что с этим поделаешь? Всё-таки, знаете, если ты в эту битву кидаешься, становишься публичным человеком, то даёшь санкцию на вторжение в твою личную жизнь. Выставляешь фотографии — значит, негласно разрешаешь подписчикам не только комплименты, но и критику. Таковы правила игры. Думаю, у всех публичных людей есть и хейтеры, и поклонники сумасшедшие, и маньяки.
— Вы как-то реагируете на этот негатив? Может, блокируете таких пользователей?
— Я бы хотела сказать, что стала совершенно резистентна к подобному. Но это неправда: всё равно, конечно, задевает. Бывает, плохо себя чувствуешь, и тут кто-нибудь пишет: «С..., тварь!».
Но общаться с ними бесполезно. Они всё равно пытаются вывести тебя на эмоции, и периодически у них это получается. Тут всё просто: не отвечаешь и блокируешь.
— К слову, про работу здесь и в Голливуде. Вы как-то говорили, что в Штатах российские актёры никому не нужны. Почему у вас возникло такое ощущение, при каких обстоятельствах?
— Я поехала учиться к Иване Чаббак (есть такой педагог по актёрскому мастерству, у Шарлиз Терон преподавала, ещё у кого-то). Мы говорили с местными кастинг-директорами, и они нам недвусмысленно дали понять: ребята, вряд ли.
У них там своих артистов много. Нужен язык. Мало того что идеальный и свободный — ты ко всему прочему должен уметь разговаривать со всеми акцентами, которые есть в Америке.
— А как же европейские актёры из других стран, очень популярные в Голливуде? Например, Пенелопа Крус, которая говорит с акцентом...
— Мы не Европа. Нет ни одного примера, чтобы российский артист стал суперпопулярным на Западе — масштаба Пенелопы Крус. Ну никого!
— Вот вопрос про съёмки фильма «Аванпост» — его, кстати, успела посмотреть и зарубежная аудитория. Ваш коллега Алексей Чадов упоминал, что это один из самых сложных проектов в его карьере. Вы можете сказать то же самое?
— Да. Это действительно было очень тяжело. Снимали на каком-то военном аэродроме в мороз, в сильный ветродуй. Все ходили вечно простуженные. Часть отсняли зимой, часть — весной в павильонах. Я впервые работала с «зелёнкой», с хромакеем. Это тоже сложно: нужно, знаете, прямо недюжинное воображение!
Вот тебе говорят: «Прилетает огромный космический корабль». — «А какого он размера? — «Ну, как вся Москва. Теперь представь и испугайся».
Когда снимали сцену на крыше, уже под финал, у меня случился какой-то истерический смех. Я смотрела на ребят, которые отыгрывают этот воображаемый космический корабль, и понимала, что каждый воображает что-то своё. Так смешно стало! Я прямо между дублями до слёз смеялась.
— В прошлом году вы стали участницей шоу «Последний герой. Зрители против звёзд». Вы сразу решились на этот опыт?
— Меня звали два года подряд. В позапрошлом я как-то струсила, а в том подумала: «Почему бы и нет?»
Честно говоря, накануне заезда на остров у меня была паника. Я думала: «Кошмар, ужас!». У нас же ещё в самом деле всё отобрали... Но я пыталась схитрить.
Рома Маякин за год до этого тоже ездил на «Последнего героя», и он мне сказал: «Бери это и это, контрабандой протаскивай то-сё».
У меня чего только с собой не было... плащ-палатки, ножи, фонарики, спальные мешки! В общем, куча всего. В итоге накануне отъезда к нам (с видом тюремных надзирателей) пришли продюсеры и заставили собрать все свои пожитки в предложенные ими рюкзаки. В итоге я вообще ничего с собой не протащила.
Был дикий совершенно стресс. Это сложно, это реально сложно! И даже не потому, что ты терпишь лишения. Вы, как женщина, наверняка меня понимаете: мы, женщины, умеем терпеть лишения — например, когда нам надо сесть на диету. Это ни для кого не новость — ты просто берёшь и не жрёшь. Нормальная вещь. А когда кто-то говорит, что тебе нельзя есть... вот это подавляет твою волю! Ты чувствуешь себя заключённым, и это очень тяжело. Для меня это оказалось прямо неподъёмной вещью.
Я захотела поехать домой в первый день. Реально в первый день. И когда к нам подселили Настю Рыбку, я тут же сказала, что не хочу рядом быть. Но на самом деле это просто был предлог, чтобы свалить домой. Очень мне этого хотелось.
— А если бы ещё раз вам предложили…
— Нет, нет, нет! Точно нет, никогда, вы что? Это, конечно, был очень классный экспириенс. Люблю всех ребят, у нас подобралась замечательная компания. Это потрясающее приключение. Но тяжело. Прямо реально тяжело.
— Что было самым сложным? Может, жизнь с насекомыми...
— Да нет. Все боялись каких-то насекомых, крыс, которые по нам бегали, когда мы спали. Мне было не страшно. Но очень тяжело, что нельзя ни музыку послушать, ни почитать.
Я очень замкнутый человек. Мне надо куда-нибудь забиться одной, посидеть там, позаниматься чем-то своим. Я таким образом отдыхаю. А там этой возможности не было совершенно... Я 24/7 находилась со множеством людей, которых мало знала, но мне приходилось постоянно с ними общаться. Они замечательные люди, но мне так сложно.
— Что-то новое вы открыли во время этого выживания? Может, обнаружили в себе какие-то ресурсы или способности?
— На самом деле я всегда знала, что я сильная, выносливая и, если мне нужно, буду долго держаться. Ребята, когда я уже начала ныть, что хочу домой, говорили: «Луш, не уходи, пожалуйста». Типа сильный игрок, всё такое. А мне просто нужна мотивация. Когда я понимаю, что особо не хочу, то не буду ничего делать.
— А победа не была мотивацией?
— Нет. Там ещё такая история с этой победой... Во вражеской команде были одни манипуляторы. Вот Дима, который постоянно ныл, что работает на ферме и никогда моря не видел... Знаете, когда встречаешься с человеком и он каждый раз заводит эту шарманку, то понимаешь: это тупо манипуляция, чтобы тебе стало стыдно.
Там все такие, бедные и несчастные. Ты туда приезжаешь и понимаешь: у меня актёрские ставки, я вообще неплохо живу. Как я могу у этих бедных, несчастных людей отбивать приз? Я для себя понимала, что как-то это некомильфо, не по-джентльменски.
— Практически как с поступлением...
— Ну да. Но на поступлении были люди, которые действительно этого достойны. А те — наполовину аферисты. Там такой народ... просто волосы на голове дыбом встают, что они творят!
Честно говоря, очень не хотелось слияния племён: мне и со своими-то было тяжеловато (притом что я их всех очень любила), а с этими... нет, ни за что! Я понимала, что они будут постоянно ныть. Мол, «ах, у нас у всех такая тяжёлая судьба...» Я, кстати говоря, очень настороженно отношусь к людям, которые на всю Ивановскую, в том числе в СМИ, выворачивают своё грязное бельё наружу. Всегда кажется, что за этим стоят какие-то корыстные цели.
* В поступившем в распоряжение RT заявлении ГИТИСа говорится, что сведения о даче взятки «не соответствуют действительности» и являются «не более чем пиар-ходом актрисы».