30 апреля на платформе «Кинопоиск HD» состоится премьера нового фильма Анны Меликян «Фея». Это завершающая часть трилогии, куда входят «Русалка» 2007 года (тогда режиссёра ещё называли дебютанткой) и «Звезда» 2014-го. К слову, небольшие роли в картине исполнили Мария Шалаева и Тинатин Далакишвили, которые снимались в предыдущих лентах.
«Фея» действительно кажется вехой творческого пути Меликян и одновременно её возвращением к истокам. В фильме с более жёсткой — приземлённой и злободневной — подачей переосмыслены основные мотивы «Русалки».
Сменилась прежде всего перспектива: в центре внимания теперь мужской персонаж Евгений в исполнении Константина Хабенского. Его компания разрабатывает суперпопулярную VR-игру «Коловрат», основанную на славянском эпосе.
Выясняется, что название и символику игры присвоила преступная радикальная националистическая группировка. Её члены убивают гастарбайтеров, лиц нетрадиционной сексуальной ориентации и просто бомжей, снимают свои преступления на камеру и выкладывают на YouTube.
Впрочем, для Евгения чужая смерть — чёрный пиар. Герой Хабенского — такой же скептик и циник, а заодно любитель вечеринок и доступных женщин, как персонаж Евгения Цыганова в «Русалке». По представлениям Евгения, идеальная спутница жизни «появляется только тогда, когда нужна мужчине, улыбается и молчит».
Главная героиня — новая «русалка» (но уже не Алиса, а Таня) в исполнении Екатерины Агеевой. Актриса крайне гармонична в этом образе: её лицо можно представить как на церковных фресках, так и в интерьере космического корабля. Именно эти две темы, религиозное искусство и космос, занимают мысли Тани. Как и Алиса, она — воплощение оптимизма и детской наивности и непосредственности (что, честно говоря, не вполне коррелируется с возрастом героини). Таня постоянно улыбается и верит в разные чудеса.
К примеру, она уверена, что может бросить офисную работу, запросто явиться в модельное агентство или к любимому режиссёру (конкретно — к Ларсу фон Триеру) и получить предложение мечты. А если уж Таня влюбляется, то всерьёз: «Зачем мне этот мир, если он вдруг меня не любит?»
Два столь непохожих героя — Евгений и Таня — встречаются совершенно случайно благодаря дочке разработчика Маше, которая постоянно молчит из-за развода родителей. Маша находит в Тане друга, и герои начинают проводить много времени вместе.
Помимо основных черт персонажей, Меликян перенесла в новый фильм присущую её работам меланхолию (зрители не застанут в кадре ни одного солнечного дня) и размеренный ритм повествования. Никуда не делись и лирические отступления и эстетские кадры на фоне полей или памятников русской архитектуры.
О вечном и насущном
В то же время, если «Русалка» кажется милой абстракцией, «Фея» не в последнюю очередь затрагивает массу актуальных вопросов. Так, Таня входит в группу активисток, которые протестуют против всего подряд (не охватили они разве что модную сейчас тему изменения климата). Эти акции походят на перформанс с целью привлечения внимания к себе, а не на борьбу за правое дело.
Значительную часть экранного времени Меликян посвящает размышлениям о виртуальной реальности. В уста героя Хабенского она вкладывает наблюдение: любители уйти в компьютерную реальность с лёгкостью отказываются от материальных благ и жизненного опыта в пользу техники. Говоря устами героев, «пользуются Instagram вместо мозгов».
В реальной жизни у Евгения серьёзные проблемы: из-за действий националистов разработанную им игру могут закрыть, а его самого — отправить за решётку.
Напрашивается вывод об угрозе со стороны виртуального мира: если люди потеряют ощущение границ реальности, последствия будут самыми плачевными.
Земным заботам постановщик противопоставляет философские мотивы — прежде всего религиозные, выражающиеся в форме лирических отступлений (к примеру, когда Евгений читает отрывок из Библии на старославянском языке). При этом вера в ленте неотделима от любви.
Отдельная сюжетная линия посвящена вопросу реинкарнации. Таня невзначай предполагает, что Евгений — воплощение иконописца Андрея Рублёва. Чтобы узнать наверняка, герой посещает сеанс регрессивного гипноза. Также Меликян обращается к космизму, который сводит до бытовой, но очень трогательной сцены: Таня учит Машу справляться с проблемами, представляя их ничтожность по отношению к Вселенной.
В «Фее» очень важно соположение приземлённого и возвышенного. Благие идеи используются ради личной выгоды, а корыстные мотивы, наоборот, оборачиваются духовным обогащением. Коловрата для простоты сравнивают с Бэтменом, а танцовщица из ночного клуба висит на неоновом кресте. Пожалуй, самый яркий пример — обращение Евгения к Тане: «Фея! Пошли пожрём».
Насыщенный событиями сюжет «Феи» несёт ряд интересных идей, однако их воплощение нельзя назвать безукоризненным.
На три центральные сюжетные линии (и ещё несколько побочных) Меликян выделила всего 2,5 часа экранного времени, из-за чего повествование стало крайне концентрированным. Таким образом, возникает вопрос о целесообразности сюжетных ходов, которые не нужны для развития действия или создания полной картины экранного мира.
Некоторые эпизодические персонажи вышли совершенно стереотипными, что выглядит странно в контексте творческого метода режиссёра (а по совместительству — сценариста и продюсера). Тем не менее при желании эти небрежности можно оправдать общим сказочным настроем, предполагающим некоторые логические допущения.
«Фея» — не позитивный, но всё же светлый фильм. Развитие повествования и финал ленты в равной степени значимы: важно, как именно Меликян рассказывает историю. Приятно наблюдать за её художественными решениями, искать детали и улавливать намёки. Узнаваемый творческий метод режиссёра смотрится свежо, а темы и образы выглядят по-прежнему жизненно.