— Дэнни Трехо известен своими ролями «крутых парней» в кино- и телепроектах. Он также успешный предприниматель, ему принадлежит сеть ресторанов в Лос-Анджелесе. Всё это контрастирует с годами заключения в печально известной тюрьме Сан-Квентин, куда Дэнни попал за вооружённое ограбление...
— Хочу уточнить: в Сан-Квентин я попал не за вооружённое ограбление, а за продажу 100 граммов чистого сахарасотруднику ФБР. Просто сахар — никаких наркотиков. Но федералы очень разозлились.
— Потому что хотели найти что-то другое?
— Ну да.
— И сколько дают за торговлю сахаром?
— Я отсидел пять лет. А вообще, за это дают от шести до десяти.
— Как так вышло? Ведь, если не ошибаюсь, продажа сахара вполне законна. Разве нет?
— Конечно. Это назвали «сбытом вещества под видом наркотического средства». Наверное, в наши дни, наняв хорошего адвоката, можно было бы отвертеться. Но в то время... Мой адвокат был неплохой, но федералы вцепились в меня мёртвой хваткой. Если захотят упечь, так и будет. Точка.
— Мы посмотрели кадры из нового фильма «Системное безумие» Джейсона Мьюза, в котором снялся Дэнни Трехо.
— Джейсон Мьюз… Вот что я скажу вам: никогда не говорите ему да, пока точно не будете знать, на что соглашаетесь. «Эй Дэн, хочу, чтобы ты сыграл одну роль…» — «Да, без проблем».
— И о чём этот фильм?
— Фильм о Джейсоне, который пытается снять фильм. Мой герой работает по «методу» — системе Станиславского — и пытается вжиться в роль персонажа вроде Либераче.
— Но вы играете Дэнни Трехо?
— Да, я играю самого себя, но с другим голосом.
— А вы используете «метод»?
— Нет. Я просто приезжаю на съёмки. Иногда я читаю сценарий уже по дороге на площадку. Это обычная работа. Не люблю, когда люди называют меня кинозвездой, и сразу отнекиваюсь, потому что мне не нравится, как говорят о знаменитостях. Я просто актёр — и всё. Большего мне не надо.
— А что не так со звёздами?
— Я знаю, как они ведут себя, и мне это не нравится. Они не могут дать автограф, ответить на приветствие на улице. А я могу. Каждое утро я молюсь, чтобы дать как можно больше автографов и сделать как можно больше фотографий. Это же такой дар — обрадовать кого-то простой росписью. Как-то на бульваре Сансет я увидел плачущих людей: «Мы приехали из Германии, и вы первая знаменитость, которую мы встретили». Я ответил: «Вау, давайте сфотографируемся».
— Выходит, вам нравится это, и вы не против, что вас зовут на однотипные роли злодеев?
— Ну, первые пять лет своей карьеры я играл «заключённого номер один». Мне повезло, я почти сразу попал в Гильдию киноактёров. Поэтому, когда я приходил играть, по сути, зэка в массовке, режиссёры, зная, что я состою в гильдии, просили меня: «Дэн, скажи-ка что-нибудь, чтобы прямо как в тюряге!» И я такой: «Всех замочить!» И они сразу: «Боже, великолепно!» Вот такие дела.
Моё первое интервью — никогда его не забуду — брала девушка, скорее всего, только отучившаяся на журналиста. И вот она спрашивает: «Дэнни, вам не кажется, что вас превращают в стереотип?» — «Вы о чём?» — «Вас всегда приглашают на однотипные роли». — «Это какие?» — «Вы постоянно играете злобного мексиканца в татуировках». — «Милочка, я и есть злобный мексиканец в татуировках».
Наконец-то кто-то сыграл этот образ как надо. Не Рики Шродеру же играть татуированного бандита-мексиканца. Надо пользоваться тем, что имеешь. Господь сделал меня таким, так тому и быть. Да, я сыграл главную роль в фильмах про Мачете, но и там в целом я был эдаким хорошим плохим парнем.
— Поговорим наконец о новом фильме Джейсона Мьюза. Вы заранее читали сценарий?
— Нет. Говорю же… Своим лучшим друзьям я просто говорю «да». Джейсон — один из них. Он спросил: «Дэнни, сыграешь?». А я ему: «Конечно! Дай мне знать. Постараюсь найти время».
— О чём этот фильм и что он значит для Джейсона?
— О нём самом. Это его дебют в качестве режиссёра. Он пробует себя в новой роли.
— Не хочет постоянно играть «укурков».
— Да. Только таких он и играет... всегда. Вот она — настоящая радость.
— Есть роли, которые вам очень хотелось бы сыграть?
— Я люблю вестерны. Мне очень нравится в них сниматься. Режиссёр Крейг Мосс, у которого я играл в картине «Крутые чуваки», сейчас работает над вестерном для меня. Знаете, из меня выходит отличный ковбой!
— А на какую роль вы бы ни за что не согласились? Есть такая?
— Нет, это же кино. Помню, как-то раз я сказал: «Никчёмный фильм». А мой сын ответил: «Да, но около 80 человек получили деньги за работу над ним, смогли насладиться Рождеством, оформить страховку». Я такой: «Ты о чём вообще?» А он: «Папа, не бывает никчёмных фильмов». И он абсолютно прав. Кому-то этот фильм наверняка понравился, а кого-то поддержал финансово. Вот чем мы занимаемся.
Иногда мы забываем, что это просто работа, такая же, как у маляра, плотника или сантехника. Я тоже обычный трудяга, и это моё дело. Я не хочу, чтобы это менялось.
Голливуд пытается внушить тебе, что ты какая-то привилегированная персона. Некоторые действительно в это верят. Я вижу людей, которые, знаете, щёлкают пальцами, чтобы им принесли латте. Я никогда таким не стану. Я и друзьям сказал: «Только попробуйте!»
— Не представляю вас таким.
— Да. Люди вдруг начинают вести себя так, считая, что у них есть на это право. Я не могу позволить Голливуду сделать это со мной. Правда, я-то общаюсь с бывшими зэками и пожизненными заключёнными — их лучше за латте не гонять.
— Они не побегут.
— Ни за что. Кстати, вспомнил: мы тут с сыном обсуждали, как сейчас следует разговаривать с женщинами. Нельзя просто взять и сказать: «Чёрт побери, отлично выглядите!» Это больше недопустимо. Я говорю ему: «Как же так?» А он отвечает: «Папа, прежде чем говорить что-то женщине, представь, что ты вошёл в свою камеру, закрыл дверь, и тут сокамерник заявляет тебе что-то в духе: «Ух ты! Отлично смотришься в этих джинсах!» Тебе бы не хотелось, чтобы парень, с которым ты заперт в одной комнате, отвешивал комплименты твоей рубашке».
— Какой хороший метод.
— Теперь, когда мне хочется ляпнуть что-то, я одёргиваю себя: «Здравствуйте! Как поживаете?»
— Что вы скажете людям, которые считают, что актёры не должны высказываться о политике?
— Почему?
— Мол, не ваше дело.
— Мы тоже голосуем. Мы здесь по воле Божьей. Он дал нам эту возможность. И для меня главное — это справедливость, равенство. Мы плохо обращаемся с другими человеческими существами, с мигрантами на границе. Неважно, кто против чего не выступает. Мы несправедливы, мы не заботимся о людях. При этом мы думаем о Сомали, об Африке и всех этих прочих странах. Даём миллионы долларов. Но говорим нет людям, которые просто хотят работать.
— Думаю, лет через 20—25 белые станут меньшинством в США.
— Это неважно.
— Надо жить дружно.
— Это волнует лишь 25%. Но давайте задумаемся: на самом деле мы словно ищем хорошие места на «Титанике». Нам осталось не так много времени на этой планете. Согласно учёным, если мы ничего не изменим, то через 12 лет будет уже поздно.
— Изменение климата?
— Да. Изменения будут необратимые. И всё. Все эти 25%, белые, афроамериканцы, латиноамериканцы, азиаты... неважно кто — всем нам придёт конец. Поэтому необходимо предпринять что-то прямо сейчас.
И опять же. Вдруг один из тех, кто пытается пересечь границу, знает, как решить эту проблему. По чистой случайности. «Эй, почему бы не сделать так?» Только он скажет это по-испански...
Я люблю Роберта Родригеса. В фильме «Мачете» он показал, что сейчас происходит на самом деле. Если вы не видели этот фильм, то советую посмотреть. Всё так и есть. И кто-то говорит «война», а я говорю «Дональд». В этом нет смысла. Это всё неважно. Глупее вещи не придумать.
Полную версию интервью с Дэнни Трехо смотрите на RTД.