— Начнём с вопроса, который волнует наших зрителей больше всего. Ходят слухи, что в 2019 году на Евровидение поедете именно вы. Может быть, это уже переросло из разряда шуток в реальный факт?
— Ощущение, будто я живу в очень традиционной семье, и родители вдруг решили выдать меня замуж и не сообщили об этом. Познакомили меня с женихом только в день свадьбы! Так я себя чувствую по отношению к Евровидению, потому что это произошло вообще без моего влияния. Это распространяется, ходят слухи. Не только ходят — они бегают вокруг меня.
Меня это, конечно же, радует — очень приятно, что общество обращает внимание на меня как на претендента. Было бы приятно стать участником, но пока что, кроме как что всё это слухи, я никак это не комментирую.
— Вы с детства на сцене?
— Фактически да. С самого-самого детства.
— Вы говорили, что не любите конкурсы, потому что они сильно подпортили вашу детскую психику из-за невменяемой взрослой критики.
— Они меня хорошенько встряхнули, так что благодаря им я сегодня здесь.
— Как вы относитесь к детским конкурсам вроде «Голоса» и детского Евровидения теперь?
— Тяжело, болезненно. Я против этого. Знаю, насколько хрупкой может быть психика ребёнка. Когда уделяют столько внимания, не каждый ребёнок может преодолеть тот момент, когда это внимание закончится. А в творчестве, точнее, в индустрии (я говорю про бизнес) та динамика и то, насколько на тебя обращают внимание, популярен ты, на хайпе или нет, выглядят вот так примерно (рисует синусоиду. — RT).
Очень взрослый, уверенный в себе человек может спокойно проживать такие кризисы. Но для ребёнка это может быть тяжело. Переживаю за детей в этом вопросе.
— У вас есть арт-проект, где вы просите девушек без макияжа на камеру сказать, что они в себе любят...
— Я их ни о чём не прошу. Однажды я решила попробовать жить одинаково и с макияжем, и без. Я обожаю мейкап, считаю, здорово, что женщины его придумали. И не только женщины. Но любое совершенство порой может превратиться в маску, что вредит человеку. Ты вредишь самому себе.
Я попробовала выходить на сцену без мейкапа. Мне очень понравилось. Сначала было страшно, но то вдохновение, которое я получила после этой решимости, питает меня до сих пор. Я подумала: «Как же классно вдохновить других девочек, которые не решаются на это».
Я знаю очень много женщин, которые не делают макияж или спокойно к нему относятся. Но также есть много женщин, которые относятся к нему неадекватно. Классно было бы немного их вдохновить и изменить их отношение к мейкапу.
С моего небольшого поля это получилось сделать для немаленького количества женщин. Они и сейчас выкладывают в сториз в Instagram свои портреты и рассказывают об ощущениях: «Сегодня я буду без мейкапа». Они не пишут: «Я против мейкапа» или «Манижа настраивает нас против мейкапа». Они пишут: «Сегодня я вдохновилась Манижей, поэтому хочу побыть без мейкапа». И это клёво.
— Всё началось, когда вы пришли на концерт…
— На концерте я сняла мейкап, раздала салфетки зрителям, и они поддержали меня в этом.
На тот момент я уже готова была ходить как угодно — и с ярким мейкапом, и без — я одинаково хорошо себя чувствую. Тогда я стояла на сцене и осознанно снимала макияж. Это не было частью шоу, этого не было в сценарии. Я просто знала, сколько людей уйдут с тем эффектом, который я получила.
Потом я выложила в сториз отчёт о том, что сделала. На самом деле сама волна пошла не из-за концерта, а из-за сториз, которые живут ровно день. То есть сейчас их невозможно пересмотреть, но они привели к тому, что сегодня девушки выкладывают такие фотографии.
— Современному артисту важно пользоваться возможностью транслировать свою точку зрения широкой аудитории?
— Не хочу говорить за всех, я говорю за себя — мне важно. Мне важно уважать своего зрителя, думать, о чём я говорю, проявлять свою позицию в отношении какого-то вопроса. Если я могу на что-то повлиять даже в размере 0,000001%, то буду это делать.
— Ваша бабушка боролась за права женщин…
— Да, она первая на тот момент сняла паранджу и сказала, что будет работать. Из-за этого у неё отобрали детей. Очень сложно для женщины такое пройти, но она это сделала, вернула своих детей и работала.
— Вы с вашим отцом перестали общаться из-за вашего увлечения музыкой?
— Нет, это опять слухи. Вообще, удивительно, когда становишься хотя бы чуть популярнее, как люди могут что-то за тебя решить и сказать: «А вот мы слышали, что ты вот такая-сякая».
Мы не переставали с отцом общаться. Я поняла для себя, что ему было сложно принять мой выбор быть певицей, музыкантом. Потому что я всё-таки из восточной семьи с традициями, где поющая на сцене женщина — это до сих пор проблема.
Он очень переживал о моей безопасности. А мы в детстве часто что-то неправильно трактуем. Порой нам не разрешают что-то, и мы думаем: «Он меня не любит и не уважает мой выбор». Но отец очень уважает мой выбор сейчас. Он уже не первый год видит мои стремления, моё желание, любовь к тому, что я делаю, и признаёт это. Это для меня приятный показатель.
— Вы поменяли свою фамилию на бабушкину. С чем это связано?
— Сангин. Вообще я верю во все символы, названия. Как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Я очень любила и люблю свою бабушку, мне очень её не хватает. Она столько в меня вложила — я сама не подозревала этого! Только с годами начинаешь понимать, сколько для тебя сделали.
Моя бабушка научила меня любви. Никто так не любил меня, как она. Её фамилия Санг — это «сильная», «каменная», а Манижа — «хрупкая», «нежная». Я подумала, что, объединив имя и фамилию, стану сильнее.
Действительно, с момента, как я сменила фамилию, у меня стало очень многое меняться. Наверное, я изменилась по отношению к себе в первую очередь. Но мне приятно нести в себе частичку своей бабушки, хотя бы в фамилии.
— Ваш первый альбом наполовину состоит из русских песен, наполовину — из английских. Второй — только из русских песен.
— Третий будет только из англоязычных песен.
— Есть ли у вас желание перейти от российской аудитории к западной?
— Я не ставлю такой цели. Для меня аудитория везде приблизительно одинакова.
— Стремитесь её расширить?
— Да. Я с самого начала пела на двух языках и продолжаю это делать. Буду работать над тем, чтобы отправиться в европейский тур. Потихонечку планирую добираться до Америки.
У меня нет какого-то фанатизма — я пишу песни, я верю в песни. Если мне удастся написать песню, которая тронет не только русскоязычного человека, тоже круто. Полно примеров — как, например, песня Despacito. Я вообще ни слова не понимаю, но она была мировым хитом. Удивительно — как? Я больше не задаюсь вопросом: «Как?» Я просто пишу и верю.
— Нет ли у вас такого ощущения, что в России более популярны песни на русском языке, а на английском они практически не прослушиваются?
— Если мы говорим про бизнес, то, конечно, да, русскоязычные песни приносят больше денег. Потому что аудитории привычнее. Это правильно. Я согласна с тем мнением, что невозможно интегрировать английский язык в ДНК общества. Потому что мы мыслим и чувствуем на русском языке. Я тоже чувствую на русском языке. Если бы это было не так, я бы не писала песен на нём. Потому что без чувства их невозможно написать.
— На каком языке вам проще петь?
— Смотря как. Если говорить об эмоциональном (то есть когда песня такая эмоциональная, что ты просто боишься её спеть, потому что нервная система надорвётся и будешь плакать), то на русском мне петь сложнее. Это более острые песни. Они — остросюжетные дневники Манижи.
На английском можно прикрыться классной манерой, клёвым продакшеном и стильным звучанием. На русском языке, как бы ни звучал, главное — зерно.
— У вас есть песня Imisshim. Вы плакали, когда снимали клип.
— Это я пробовала себя в разных образах. Почему бы и нет? Я очень вдохновилась 1960—1970-ми, дивами, которые с красивыми микрофонами пели. Мне показалось, что I miss him — это точно из того времени, времени, которого мне не хватает.
— У вас были продюсер в Англии и контракт на альбом. Но вдруг вы возвращаетесь в Россию делать карьеру. Почему так вышло?
— Я очень много лет считала, что мне нужно улететь из России и делать музыку где-нибудь, но не здесь. Не потому, что была на всех как-то обижена, — мне так говорили люди. Вся индустрия говорила: «Зачем тебе тут быть? Ты никому не нужна. Зачем тебе этот твой английский язык?»
А сложно, когда ты с 11 лет пишешь на английском языке, когда наслушался англоязычных исполнителей и чувствуешь себя никому не нужным сорняком. Тогда не было Instagram. Был очень понятный путь: нужно пойти к определённым людям, заплатить определённые деньги, спеть определённые песни в определённой одежде.
Я это прошла. Я поняла, что тяжело и не получается. Меня поддерживала семья. Я бросилась в свободу, улетела в Англию, думала, что там всё будет по-другому. Там больше творческой свободы — это факт. Просто потому, что музыкальная культура намного более развита, чем у нас. Но, как оказалось, свободы и там мало. И, по сути, всё то же самое.
Ещё более незащищённой я себя чувствовала там, будучи иностранкой, эмигранткой. Одиноко было. И я поняла, что нет. Мой путь — это своевольный путь, не лейбл и не контракт. Откуда у меня тогда появились яйца, чтобы так подумать, я не знаю, потому что у меня их нет. Но я почему-то была убеждена, что надо возвращаться в Москву. Вернулась и впала в страшную депрессию, решив, что всё испортила.
В таком состоянии, лёжа на диване, я подумала: «Почему никто не выкладывает в Instagram музыкальные коллажи?» Где-то в три часа ночи это было. Подумала, что надо начать это делать, и начала. Когда находишься на самом страшном уровне отчаяния, коснулся дна, приходят идеи. Начинаешь воплощать — страшно, не веришь в неё первое время, сомневаешься, тебя легко сбить с пути, с толку.
Слава богу, мне очень повезло, рядом были близкие, которые меня поддержали. Это мама, моя сестра, вся моя семья, которая почему-то верила в эту идею. Идея обеспечила мне сегодня немало слушателей, их количество растёт. Меня нет на телевидении, практически нет на радио. Сейчас стали сами брать мои песни (для эфира на радио. — RT), я ни к кому не хожу и не прошу, меня приглашают на интервью — я ничего для этого не делаю.
Что я делаю? Пишу музыку, снимаю видеоролики собственноручно, монтирую их до сих пор сама, думаю о том, что хочу говорить людям, и, наверное, самое главное — я очень борюсь за своё «я» и свою свободу. Это сложно, адски тяжело, потому что жертвовать придётся многим, но я верю, что это возможно.
— Вы вышли на российскую аудиторию через Instagram. Поговаривают, что этот ресурс сейчас изживает себя — кажется, уже невозможно придумать ничего уникального. Всё действительно так?
— Как-то же с музыкой это работает. Каждый год появляются хиты. Музыка живёт, приходят новые имена. Все эти прогнозы, что изживает себя, что — нет, я не слушаю. Я считаю, что в любой момент платформа может стать твоей, когда поймёшь, что с ней делать. Это зависит от тебя и от твоего видения себя. Просто закрой глаза и представь, какая твоя аудитория, что ты хочешь ей сказать и как ты должен выглядеть (тоже надо думать об этом).
Изучив все правила этих платформ, надо использовать их для себя. Не идти против. То есть можно пойти против, но хорошенько изучив эти правила.
— Как проходили съёмки музыкальных коллажей для Instagram?
— Изначально — комната, швабра, на швабру скотчем приклеивали разбитый iPhone. Сестра держала iPhone трясущимися руками, снимала меня дубль за дублем. У меня в наушнике был метроном — я понимала ритм, но не понимала тональности и ловила её интуитивно. Потом на телефон же скачивала приложения и монтировала коллажи.
Со временем я стала пользоваться уже более профессиональным оборудованием. Фактически у меня было ощущение, что я поступила в колледж, в университет, где с нуля, не имея никакого образования, пришла к тому, что сегодня работаю в «Премьере» (Adobe Premiere Pro — программа для видеомонтажа. — RT). Ты развиваешься и понимаешь, что нужно учиться пользоваться теми ресурсами, которые помогают тебе идти вперёд и доносить до других свое видение.
— Звуковое сопровождение тоже вы придумывали?
— Всё. Безусловно, рядом появляются люди, которые мне помогают, с которыми я делаю коллаборации. Это тоже обучение и обмен энергиями. Они меня чему-то учат, и я их.
Не бывает такого, что кто-то пришёл и сказал: «Я написал тебе песню, исполняй её». Такого не было ни разу.
— Вы не согласитесь?
— Если песня классная, то почему нет? Просто мне важно, чтобы песня была про то, что я действительно чувствую.Потому что всё остальное — это игра и не по-честному. Если мне разбили сердце, уничтожили, убили, если это действительно со мной происходит, я об этом честнее спою.
Я стала думать про общество и писать песни про людей, использовать в музыке «мы», «они», «вы», как бы объединяя, избирая такие посылы, присущие не только мне. Вот об этом я хочу спеть.
— Вы делаете яркие, красивые клипы на свои песни. Это больше коллаборация с брендом?..
— Как исполнителю создавать качественный контент? Он же стоит денег. И каждый раз сумма может быть, условно, от пяти до 50 млн рублей. В зависимости от того, какую идею хочешь воплотить. Глупо рассуждать, что легко и просто собрать команду. Всем нужно есть, всем нужно зарабатывать.
Безусловно, для артиста сегодня коллаборация с брендом — это супер. Просто нужно учиться, чтобы это не выглядело рекламой, а чтобы стало, как называют, human touch (с человеческим фактором. — RT), объединяло и трогало людей.
— Как это происходит? Вы придумываете клип, приходите и предлагаете снять?
— Всегда по-разному. Бывает, сами приходят и говорят: «Мы хотим вам предложить классную идею». Бывает, что полгода ходишь и обиваешь пороги. Вот сейчас я делаю социальный проект — шесть месяцев стучала в двери почти всех брендов, которые существуют у нас в стране.
Когда делаешь не только потребительский, классный контент, под который можно попкорн есть, но и социальный, ещё сложнее найти денег. Я понимаю, что для брендов это риски, но всё равно иду и стучусь. Скоро выйдет проект, и это будет очень важно.
— В январе должна состояться премьера фильма Manizha’sdoc. Вы говорили, что это документальный эксперимент.
— Это фильм-коллаж. Фактически все мысли будут собраны в один большой коллаж. Они (коллажи. — RT) будут перетекать из одного кадра в другой. Съёмочная группа провела со мной два дня, и эти два дня за эти 10—15 минут будут сплетены в косичку. Моменты до концерта, на сцене и после.
Это кухня, и она всегда очень интересная. Мне бы хотелось, чтобы зрители больше знали о нашей кухне. Это как-то сближает с артистом.
— Вы пели на разогреве у Ланы Дель Рей. Её помощники даже переживали, что вы слишком хорошо поёте. Что вы почувствовали, когда узнали об этом инциденте?
— Конечно, приятно было. А что скрывать?
— Вы считаете, что лучше поёте?
— Я не считаю, что пою лучше. Я пою по-своему. Но мне было приятно получить столько внимания со стороны её команды и лично от неё самой.
После концерта мы ели торт вместе и разговаривали. Она очень приземлённый, приятный и интеллигентный человек. Мы здорово провели время.
— Вы переезжаете в Санкт-Петербург. Почему так вышло?
— Я искала свою музу — город, который меня будет вдохновлять. Я уезжала и в Англию, и в Санкт-Петербург. Сейчас для меня Москва очень комфортна, никуда не хочу уезжать. Я переехала за город — там тихо и спокойно. Уверена, что через полгода опять куда-то захочу уехать.
В Петербурге очень много крутых музыкантов. Они живут там в очень вялом, мягком ритме — не могу там долго находиться. Я в Москву, где почта, встречи и интервью, а потом обратно в Питер — песни писать!
Полную версию интервью смотрите на RTД.