— 2018-й объявлен Франко-российским годом языка и литературы. Как вы стали послом этого перекрёстного культурного проекта?
— Мне понравилась идея. Мне всегда нравилось приезжать в Москву, в Россию. Я люблю литературу, в том числе русскую. Не думаю, что моя кандидатура была идеальной для роли крёстной такого мероприятия, потому что я всегда выступала от своего имени. Но сама идея мероприятий, связанных с отношениями между Россией и Францией при участии писателей, мне понравилась.
— Что вас особенно вдохновляет в русской литературе?
— На меня большое влияние оказала классическая литература, поэты. В особенности поэты-диссиденты, которые научили меня, что стихи сильнее «коктейлей Молотова». Ещё мне нравится следить за современной литературой. Чтобы понять, что какой-то писатель станет великим, нужно подождать. В кино то же самое: есть фильмы, которые 20 лет назад имели огромный успех, но сейчас их смотреть невозможно. А есть фильмы Любича или Эйзенштейна, которые можно смотреть бесконечно. Я всегда говорю, что есть книги, а есть литература. Литература — это то, что останется с нами. В русской литературе мне нравится гуманизм, широкое видение жизни. Она ставит вопрос об искуплении, даже вне религиозного контекста. Вопрос о том, как можно спасти свою душу.
— Какой русский писатель вам наиболее близок?
— Очень давно, когда я была ещё молоденькой девушкой, мне был близок Достоевский. Позднее я прочитала всю классическую литературу, но, например, Горький — это немного не моё... Больше мне нравился Гоголь. Я читала и других писателей, таких как Бабель, поэтов. Я обожала Мандельштама. Французскую поэзию я, как ни странно, не читаю.
— Как вы считаете, возможно ли передать мелодику стихов на другом языке?
— Это непросто. Для этого нужно быть гением. Во Франции есть такой гений — Андре Маркович, он перевёл всего Достоевского, всего Пушкина. Появилась возможность читать стихотворные переводы Пушкина, воспринимая не только смысл. Ведь для великого писателя важны и форма, и содержание.
— Во Франции Пушкина знают не так хорошо, как Достоевского и Толстого. Иностранцам обычно сложно понять, почему в России так ценят его творчество.
— Сложно потому, что они не читали новый перевод, сделанный гениальным Марковичем. Если бы мне когда-то сказали, что мне так понравится роман в стихах, я бы не поверила. Пушкин — гений.
— Когда вы впервые заинтересовались русской культурой?
— Я очень хорошо помню этот момент. Я была у бабушки с дедушкой, в доме прямо посреди леса, и могла читать всё что угодно! У дедушки была огромная библиотека. Я прочла всё. И я помню, как представляла себе Россию. В детстве я часто бывала в опере и на балете, слушала русскую оперу… Для меня Россия была страной из книг, страной роковых женщин, родиной страстей. В ней всегда сочеталось огромное и ничтожно малое, и это мне очень нравится. «Война и мир» как раз про это. Сначала мы пытаемся понять характер Пьера Безухова, а вот мы уже говорим о битвах. В этом заключается гениальность.
Так что когда я приехала в Россию, я уже была знакома с вашей культурой. А потом познакомилась с русскими людьми, узнала, что такое трапеза по-русски, попробовала малосольные огурцы. Мне понравилась водка и понравилась атмосфера. У меня было ощущение, что я стала героиней какого-то романа. История вашей страны похожа на роман! Мне очень близки некоторые ваши мужские персонажи. Например, Евгений Онегин…
— Потому что вы, как и он, чувствуете себя вне общества?
— Нет, потому что я легко могла бы пройти мимо того, что сделало бы меня счастливой. Для меня «Евгений Онегин» — это роман об умении жить, о том, что мы живём лишь один раз, что нельзя опоздать на свой поезд. Этот роман глубоко трагичен. Я ещё читала «Пиковую даму» Пушкина. Когда я приехала в Санкт-Петербург, мне захотелось побывать в его доме. Сама жизнь Пушкина — с этой дуэлью — напоминает роман. И этот безумный француз, которого звали Дантес. А потом Александр Дюма напишет «Граф Монте-Кристо», в котором героя зовут Эдмон Дантес…
— Какая экранизация русского романа кажется вам наиболее успешной?
— Когда я смотрела фильм Бондарчука «Война и мир» в Париже, был август. Его показывали с антрактами. В те времена в августе на каникулы не уезжали только неудачники. Мне хотелось оказаться в компании таких вот неудачников. Потом я узнала, что этот роман экранизировал и Кинг Видор, американец. Я подумала, что вряд ли американцы сделают это хорошо, а оказалось, что фильм весьма неплох. Хотя мне очень нравится фильм Бондарчука, там такие образы…
— Вы приехали в Россию ещё и для того, чтобы представить свой новый фильм — «Диван Сталина». Какой реакции вы ожидаете от российской публики?
— Я не жду какой-то конкретной реакции, но мне интересна критика, комментарии. Даже если публике не понравится, мне будет интересно.
— Вокруг картины Армандо Ианнуччи «Смерть Сталина» разразился скандал. Министерство культуры России отозвало у неё прокатное удостоверение. Как думаете, может ли ваш фильм спровоцировать что-то подобное?
— Нет, потому что по своей сути это не документальный фильм. Я не претендую на историческую достоверность. Это метафора, относящаяся к власти. Все французы знают, кто такой Сталин, он сохранился в памяти людей, его фигура за рамками русской истории. Мне интересно понять, что случается с людьми, когда у них есть абсолютная власть.
— Прошло уже больше года с момента первого показа вашей картины... Вы довольны, что она получилась именно такой?
— Когда пересматриваешь фильм, особенно если ты актёр, никогда нельзя быть довольным. Жизнь потому и увлекательна, что мы находимся в поиске абсолюта, который от нас ускользает. У меня что-то не получилось, что-то я хотела бы переделать, что-то мне удалось...
— Французская и российская публика отличаются?
— Думаю, разницы нет. Я, например, хожу на российское кино во французские кинотеатры. Я смотрю его не как француженка, а как человек. Гражданство — это хорошо, но когда речь идёт о сути мы выходим за рамки национальности. Поэтому читать книги и путешествовать так важно. Так мы замечаем, что очень похожи друг на друга. Хотя у нас есть свои качества и свои недостатки, все мы — люди.
— На ваш взгляд, имеет ли культура право быть политизированой?
— Нет. Культура по определению должна быть свободной, свободно распространяться. Даже если между странами вдруг портятся отношения, настоящая литература всё-таки доходит до читателя. Я говорила вам, что очень любила вашу литературу в советские времена. Книги до нас дошли! Дело не в том, что мы будем продавать меньше камамбера, а Россия — колбасы. Это никого не интересует, вкусы меняются. Сильная книга — клянусь! — всегда найдёт своего читателя. Я в это верю. Музыка всегда дойдёт до слушателя.
— В прошлом году вы, выступая по телевидению, высказались против «демонизации России». Вы до сих пор считаете, что Россию демонизируют?
— Меня это раздражает. Ненавижу, когда кого-то демонизируют, строя из себя ангелов, серафимов, рассказывая, как надо жить, представляя себя божественными созданиями. Каждый пытается жить по-своему. Я не люблю, когда критикуют, продвигая общие идеи. Журналисты часто ограничиваются лаконичными комментариями, а ведь жизнь страны — понятие очень сложное. Поэтому я всегда говорю, что очень люблю международную политику, это невероятно интересно, похоже на реку с её течениями, все эти альянсы — это очень увлекательно. Но нельзя сказать, что по одну сторону хорошие, а по другую — плохие.
— Многие сегодня выступают против расширения влияния России во Франции в рамках работы канала RT France…
— Мне кажется, что влияния боятся только те, кто уязвим. Это значит, что у нашего общества есть недостатки. Тем не менее доступ к информации стал более свободным. Каждый из нас формирует своё собственное мнение, вместо того чтобы слушать директора 1-го, 2-го, 3-го каналов. Люди думают быстрее, чем кажется. Хватит думать, что народ — это сборище идиотов!
— Около сотни французских женщин подписались под заявлением, в котором осуждались «пуританские перегибы», связанные со скандалами о сексуальных домогательствах. Вы бы присоединились к этим женщинам?
— Я крайне редко подписываюсь под чем-то. И потом, я не люблю коллективные инициативы. Я считаю, что самое ценное — это свобода. И мы слишком поздно замечаем, что утратили свободу. Общество устроено так, что безопасность всегда противопоставляется свободе, и это само по себе очень опасно. Свобода — великая ценность, она всё время ускользает, и её надо всегда отстаивать.
— Что вы думаете о критике в адрес Катрин Денёв после этого заявления? Почему все так ополчились против неё?
— Сразу могу сказать, что мне претит любое линчевание в прессе — это слишком примитивно. Я очень люблю Катрин, она отважная и свободная женщина. Люди этого не поняли, в особенности СМИ, когда заявили, что ей пришлось опубликовать письмо с извинениями. Это не извинения, а пояснения: «Дамы и Господа, если вы меня не поняли, вот что я на самом деле хотела сказать…» Катрин — гуманист, она слишком хорошо понимает жизнь. Так что всё это было во имя гуманизма. Но, возможно, мы на пороге новой эпохи, когда все пойдут друг против друга.
— Вам поступало много предложений сниматься в кино и играть в театре в России. Какие-нибудь проекты вас заинтересовали?
— За закрытой дверью тебя всегда кто-то поджидает. Но вы знаете, что прекрасно в нашей профессии? Мы всегда в ожидании. Не всё предопределено, не всё можно контролировать, не расписано на много лет вперёд — нет. Что мне нравится в актёрской профессии: ты никогда не знаешь, когда судьба преподнесёт тебе очередной подарок.
— Но 2018 год у вас, наверное, уже полностью расписан?
— В марте у меня начнутся съёмки. Это будет комедия под названием «Моя мама — сумасшедшая», и я в роли матери.
— Что вас сейчас привлекает больше: режиссёрская или актёрская деятельность?
— И то, и другое. Примерно раз в два года я возвращаюсь в театр. Думаю, настанет день, когда я больше не захочу играть и с этим покончу. Очень часто вас ставят перед выбором: кино или театр? Просят выбрать, кем вы хотите быть, актрисой или режиссером. Но жизнь безгранична! Вопрос только в том, сколько у вас энергии и времени. Пока мне нравится и то, и другое, и я не хочу ни от чего отказываться.