— Джейкоб, по вашим словам, распространение интернет-технологий и их низкая стоимость создают условия «идеального шторма» для «интернета вещей» — огромной сети подключённых друг к другу предметов, от кофеварок до автомобилей. Зачем кому-то может понадобиться чайник с выходом в интернет?
— Действительно, некоторые скажут: «Зачем нам столько устройств с выходом в сеть?» Однако, по-моему, здесь нужно учитывать два момента. Во-первых, это обеспечивает определённый уровень комфорта. Взаимодействие между устройствами призвано повысить их коэффициент полезного действия и сделать нашу жизнь проще и удобнее. Во-вторых, не стоит забывать, что многие производители и поставщики чайников, зубных щёток, телевизоров будут внедрять данную технологию в бытовую технику и иную продукцию, хотим мы того или нет. Взять, к примеру, телевизоры: сейчас в магазинах весьма сложно найти аппарат, у которого не было бы в названии приставки «смарт» — «умный», то есть который не имел бы возможности подключения к интернету. Это уже стандартная функция, и её в ближайшие годы будут продолжать внедрять в новые устройства.
— Некоторые автоматические устройства сейчас спасают жизнь и помогают следить за здоровьем. Например, приборы, измеряющие содержание инсулина в крови. Или одежда, оснащённая сенсорами, которые подскажут, когда пора начать тренировку. Кажется, что всё это удобно, но вместе с тем страшновато. Мне постоянно представляется тотальный контроль со стороны «Большого брата». А вы видите такую угрозу?
— Разумеется! В мире, где всё взаимосвязано и подключено к интернету, возникают вопросы о возможных угрозах неприкосновенности частной жизни и безопасности. Этими проблемами занимаются компании — разработчики умных технологий и руководители международных корпораций. Но в данном случае, пожалуй, некорректно было бы говорить о «Большом брате»: мы пользуемся устройствами разных производителей, и нет одной гигантской компании, на которой всё держалось бы и которая постоянно наблюдала бы за вашими действиями. Существуют определённые правила, нормы и ограничения, которые бизнес должен соблюдать. Но компаниям по всему миру нужно больше внимания уделять повышению потребительской грамотности, с тем чтобы люди отдавали себе полный отчёт в том, к какой информации производители получат доступ и что будет происходить с данными, которые находятся в памяти устройств.
— А как насчёт хакеров? Если всё подключено, то злоумышленнику гораздо проще получить доступ к какому угодно объекту — будь то нефтяная платформа, АЭС или авианосец — и нанести ущерб. Не станет ли «интернет вещей» кошмаром в плане безопасности?
— Взломы и хакеры существуют с самого появления интернета. И даже до этого всегда были те, кто занимался подделкой документов, взломом систем, пытался скопировать и похитить информацию. И это никуда не денется.
Сегодня мы наблюдаем много таких примеров, и в будущем, когда станет больше подключённых к сети устройств, останутся и хакеры. Это явление не исчезнет. Сомневаюсь, что когда-нибудь удастся разработать систему, на сто процентов защищённую и от взломов, и от неосторожного обращения.
— Согласно прогнозам, к концу этого десятилетия к сети будет подключено от 20 до 30 млрд устройств. Они станут генерировать столько информации, что современные «большие данные» будут выглядеть каплей в море. Как справляться со столь обширной сетью?
— По данным других исследований, подобных устройств может быть и до 70 млрд. Если вдуматься, это очень много. Как поддерживать такую инфраструктуру? Как относиться ко всем доступным данным? Как их использовать? Это мы сейчас пытаемся понять. Каким станет мир, в котором буквально каждое устройство будет подключено к сети? Что будет со всей этой информацией? Как её анализировать? Проблема даже не в «больших данных», а в том, как конвертировать их в то, на основе чего можно принимать решения. И этот вопрос актуален не только для организаций, но и для отдельных людей. У меня, к примеру, есть фитнес-браслет, который отслеживает мою двигательную активность; у меня есть подключённые весы, которые измеряют вес моего тела и процент жира в организме. А если добавить к этому одежду, которая регистрирует мои привычки, связанные с физической культурой; проглотить что-то, что будет измерять показатели внутри моего тела; если будут весы для взвешивания еды с возможностью анализировать содержание в ней жира… Вопрос: как делать выводы на основании всего этого потока информации? Ответ следующий — с большой осторожностью.
— Когда же для того, чтобы оказаться в офисе, достаточно будет включить компьютер и надеть очки виртуальной реальности? Станет ли рабочее место виртуальным?
— В ближайшем будущем этого не произойдёт. Наоборот, наблюдается рост инвестиций в коммерческую недвижимость: организации вкладывают больше времени и денег в физические рабочие места. Но при этом мы видим, что традиционное понятие, концепция офиса меняется. Сейчас компании стараются создавать, я бы сказал, «центры практического опыта». То есть многоэтажные физические пространства, оснащённые передовыми техническими средствами, куда сотрудники захотят приходить для того, чтобы ощутить причастность к трудовому процессу, повысить эффективность и производительность своей работы.
— Может быть, людям, несмотря на технический прогресс, всё же следует бывать в офисе потому, что так обмен идеями происходит лучше? Ведь, когда идёт мозговой штурм, технологии не могут по-настоящему заменить ощущения присутствия других людей и физический контакт?
— Верно. И каждый согласится, что рукопожатия и общение лицом к лицу технологии не заменят.
— По оценкам Оксфордского университета, в США 47% трудящихся рискуют столкнуться с полным переводом своих рабочих мест на автоматику. В Китае же — 77%. Машины заменят человека на производстве? А что будет с теми, кто окажется тогда без работы?
— Во-первых, нужно помнить, что рабочее место и человек — не одно и то же. И автоматизация работы — не то же самое, что увольнение сотрудника. Приведу пример. В крупной международной компании Accenture работают сотни тысяч человек по всему миру. Недавно там были введены технологические новшества, позволяющие автоматизировать значительную часть работы её финансового отдела — то, чем занимались тысяча или десять тысяч сотрудников, в общем, большое количество. Но, несмотря на то что эта функция была автоматизирована, никто из людей работы не лишился. Вместо этого людям поручили другие проекты, которые позволяли им заняться более глубоким анализом финансового положения клиентов.
Второй момент. Да, конечно, по мере развития технологий некоторые профессии будут отходить в прошлое. Один из самых простых примеров — шофёры. Посмотрите, как много людей в мире зарабатывают как водители Uber, как профессиональные водители лимузинов. Через пару лет — может быть, через десятилетие — широкое распространение будут получать автономные транспортные средства, и эта профессия начнёт исчезать. Но нужно понимать, что причиной тому — не только технологии. Сегодня уже существуют роботы-автомобили, которые могут ездить без водителя. Но почему мы не видим их повсеместно, на всех дорогах во всех городах всех стран планеты?
Для того чтобы произошли такие масштабные изменения, нужно нечто большее, чем просто технология. Необходимо учитывать социальные, нормативно-правовые, инфраструктурные аспекты. Так что, прежде чем технология выйдет на тот уровень, на который, как мы думаем, она всё-таки выйдет, потребуется решить немало вопросов.
Тем не менее можно сказать: да, я думаю, что внедрение технологий определённо приведёт к сокращению рабочих мест, и поэтому нам нужно всерьёз сосредоточиться на образовании, на работе с вузами и на таких вещах, как безусловный базовый доход.
Полную версию интервью с Джейкобом Морганом смотрите на сайте канала RTД в понедельник, 15 мая.