Во время поездки в одну научную экспедицию меня ожидал неприятный сюрприз. Один из моих спутников, доктор географических наук, спросил, можно ли считать историю наукой. В очередной раз я убедился, что расхожее мнение о таинственном, но постоянном переписывании истории разделяют во всех слоях общества.
У нас есть разные способы получать сведения об истории: большинство людей начинают со школьных учебников, которые затем сменяются телепередачами, научно-популярными книгами и изданиями. Ещё сведения о прошлом можно получать из художественной литературы и так называемой фолк-хистори — разной степени достоверности рассказов и концепций, претендующих на научность.
На этом уровне чаще всего и случается пресловутое «переписывание истории». Именно здесь идеологи пытаются создать различные «картины мира», которые меняются в угоду конъюнктуре. Но к науке всё это имеет мало отношения. История для учёного — это прежде всего источники (письменные, археологические и так далее) и историография, — огромный пласт исследований, которые провели до тебя коллеги. И эта сфера живёт совсем по другим законам.
Причём на этот уровень обыватель забирается очень редко, да и ориентируется здесь плохо. К историческим источникам мы прибегаем не так уж часто. Кто за последний год брал в руки Фукидида? А как часто мы читаем исторические монографии последних лет?
Чем они вообще занимаются?
Главная задача историка — реконструировать события прошлого. А их происходит огромное количество каждую секунду: в соседнем доме умерла кошка, в это же время снизился индекс Доу-Джонса, в запертом классе в школе Невинномысска упала швабра. Всё это история, все эти события как-то на кого-то повлияли. Но зафиксировать и осмыслить их все просто невозможно. Поэтому так важно, какие именно вопросы мы задаём истории, что и для чего мы хотим узнать.
У учёных, занимающихся исторической наукой, к сожалению, нет машины времени, чтобы восстановить в подробностях любые события прошлого. Поэтому изучение истории происходит только на основе доступных методов, и возможности их до определённой степени ограничены.
Историки изучают письменные, археологические, этнографические и многие другие источники, число которых огромно. Причём одно и то же событие чаще всего отражается во многих источниках. У нас есть возможность их сравнивать, анализировать и сопоставлять данные. Даже если бы кто-то в прошлом захотел переписать, например, Радзивиловскую летопись, историю России это бы не изменило. Потому что есть масса других летописей, которые писались в конкурирующих друг с другом княжествах. Вся эта информация подкрепляется сотнями тысяч археологических находок, эпиграфикой и так далее. Кроме того, нельзя забывать, что ни одно государство не существует в безвоздушном пространстве — и обязательно найдётся иностранный источник, который покажет это же событие со стороны. Монголы могли бы сколько угодно переписывать архивы в завоёванных ими странах, но в японских летописях они всё равно появятся впервые в XIII веке, а не тогда, когда хотят сторонники альтернативных хронологий, ставящие под сомнение общепринятые представления об исторических событиях и их датах. Корпус исторических источников — это огромный взаимосвязанный пазл, который очень сложно разрушить.
Ещё сложнее историография. Даже если вы сейчас захотите изменить какой-то источник, он уже упомянут и процитирован в тысячах научных трудов, разбросанных по библиотекам всего мира. Так же и с любым событием в истории. Причём каждый исследователь рассматривал его со своей стороны, задавал свои вопросы. Одни изучают историю упадка Римской империи, интересуясь эволюцией военного дела, другие думают об экономике, третьи — о демографии. За многие поколения историки создали огромную трёхмерную картину. Так что история — это и не беспорядочный набор сказок и не скрижаль, которую можно подменить или полностью переписать.
Сенсация сенсации рознь
На всё это можно возразить: история знает множество подделок, которые долгие столетия считались подлинниками. Конечно, но и в физике было много истин, которые считались прописными, а потом были опровергнуты. Наука развивается, и история постоянно совершенствует свои методы, в том числе и те, которые позволяют определять подделки. Самое простое — это «внешняя критика источника»: на какой бумаге, какими чернилами был написан документ. Но современные историки могут определить подделку даже по самому тексту, не имея на руках оригинала.
Единственный список знаменитого литературного памятника XII века «Слово о полку Игореве», как говорят, сгорел во время пожара в Москве в 1812 году. Это поставило под сомнение и подлинность самого произведения. Однако сейчас у учёных нет сомнений, что «Слово» — это действительно подлинный исторический источник. Почему?
«Слово о полку Игореве» прекрасно вписывается в контекст русской литературы того времени. Многие более поздние произведения и авторы явно подражали ему. Например, знаменитая «Задонщина» (произведение XIV-XV века, посвящённое Куликовской битве. — RT). Кроме того, многочисленные исторические реалии, упомянутые в произведении, соответствуют данным, которые мы имеем об этом периоде: персонажи, их родственные связи, фольклорные мотивы, — всё это можно встретить в других источниках того же времени. Язык «Слова» тоже именно такой, каким должен быть древнерусский язык в конце XII века. Причём многие закономерности, правила, которым он соответствует, были открыты только в XX веке. Подделать это произведение просто невозможно: пришлось бы проделать работу тысяч исследователей.
Есть ещё одно произведение с «почти такой же» историей — «Велесова книга», от которой якобы остались даже не списки, а фотографии списков. Книгу пытались закинуть в научный оборот, но учёные объявили находку подделкой. Оценивали её по тем же критериям, что и «Слово о полку Игореве». Оказалось, что и язык «придуман», и реалии такие больше нигде не упоминаются. Отдельной оплошностью стало заявление якобы нашедшего сфабрикованный памятник старины о том, что Книга написана на деревянных табличках — так на Руси не делали никогда.
Переписываем — и ничего страшного
Если говорить откровенно, отдельные факты истории и вправду иногда меняются. Науке вообще свойственно время от времени «менять показания». Физики, например, во второй половине XX века взяли и полностью переписали историю Вселенной — ещё совсем недавно она была вечной и неизменной, а теперь, оказывается, постоянно расширяется и имеет возраст всего 13,8 миллиарда лет. Причиной для этого послужили новые данные, которые заставляют корректировать нашу картину мира. То же происходит и с историей, однако по сравнению с другими науками история как раз очень консервативна.
Сочинения первых историков, с которых когда-то началось развитие науки, сейчас стали для нас источниками. Тот же Фукидид (древнегреческий историк V в. до н. э., считающийся основателем исторической науки. — RT): у нас нет другого такого подробного рассказа о Пелопоннесской войне. Он имел возможность общаться с участниками событий, по горячим следам посещать арены сражений. Но развитие исторических методов не стоит на месте, и сейчас мы можем проверить его слова благодаря археологии и эпиграфике. Изменился ли радикально наш взгляд на ту войну? Нет, какие-то факты подтвердились, какие-то были опровергнуты, появились новые детали. Но в целом история Пелопоннесской войны осталась неизменной. Как и в любой серьёзной науке, новые данные не разрушают картину мира, а дополняют и корректируют её.
Обычно, иллюстрируя «переписывание истории», упоминают борьбу между разными «идеологическими школами». Марксистская историография против «буржуазной», например. Однако, если присмотреться поближе, оказывается, что это настоящий научный спор — изучение одной и той же проблемы с разных сторон, с использованием разных подходов. Эти дискуссии обогащают науку, делают наше знание многогранным. Самое главное, практически всегда эти споры заканчиваются консенсусом между разными школами. Та же марксистская историография, которую сейчас принято критиковать, — это гигантский скачок в понимании реальных, материалистических механизмов истории. Советские монографии иногда вызывают улыбку, но чтобы от неё избавиться, достаточно просто пролистать введение с «ритуальными» цитатами из классиков марксизма-ленинизма. Как бы сильно ни разнились взгляды оппонентов на одни и те же события, ни в каком научном споре вы не встретите предположения о том, что Яна Гуса спонсировали рептилоиды, а Петра Первого подменили во время Великого посольства.
Остаётся вопрос о том, как влияют на историю изменения в научных данных. Историк Олег Двуреченский сжал масштабы Куликовской битвы в сотни раз. По его версии, за Русь на небольшом пятачке вышли бороться от 4 до 7 тыс. человек. При этом нельзя сказать, что значение битвы для истории каким-то образом уменьшилось. Стали ли мы меньше уважать князя Дмитрия Ивановича и его воинов? Просто мы сдули с Донского побоища пену своих ошибочных представлений о том, как должно выглядеть «историческое сражение» XIV века.
Доказывая, что некий Рюрик не мог одной своей волей объединить все народы от Ладоги до Тмутаракани в единое государство или что пирамиды в Египте строили не рабы, а свободные люди, учёные не искажают и не разрушают историю. Просто с каждым годом мы всё лучше и лучше понимаем механизмы исторических процессов, будь то образование государства или эволюция древних обществ.
Без «Министерства правды» не получится
Большинство людей заканчивают своё знакомство с историей в школе. При этом учебники время от времени действительно меняются. Но если сравнить материалы для школьников 1950-х годов, 1980-х, 1990-х, то окажется, что отличаются они только акцентами и оценочными суждениями — кто был прав, а кто нет: Ленин или Керенский, Грозный или Курбский. Только к науке это не имеет никакого отношения. Представьте, если бы биологу поставили задачу определить с моральной точки зрения поединок гепарда и газели. История не отвечает на вопросы, кто прав, а кто виноват. Она констатирует факты. А вот их оценка — это вопрос общественной рефлексии, как мы здесь и сейчас воспринимаем своё прошлое.
Когда говорят о переписывании истории, практически всегда имеют в виду школьные учебники плюс доминирование какой-то позиции в телеэфире и художественной литературе. Возвращаясь к началу — наука здесь ни при чём.
Мне кажется, есть только один действенный метод переписать историю: уничтожить науку, всех учёных, создать Министерство правды, выжечь все библиотеки в мире — не в России, а именно в мире. Запретить интернет и выдать всем один учебник истории. Ни одной такой успешной попытки я не припомню.