28 августа 1992 года в аэропорту Кабула шёл бой. Моджахеды обстреливали российские транспортные самолёты. К этому времени Советского Союза больше не существовало. Из афганской столицы эвакуировалось российское посольство: аэропорт был в кольце тех, кого в прессе называли «вооружённой оппозицией». Бородатая оппозиция решила за всё расплатиться с последними советскими гражданами на территории Афганистана.
Забирать персонал кабульского посольства и других служб прилетели три самолёта, один из которых моджахеды всё-таки смогли сбить уже на взлёте. Но в итоге никто не погиб: сотрудники российского посольства (а также посольств ряда других государств) смогли эвакуироваться в полном составе.
Кабул продолжали делить между собой отряды моджахедов, которые заняли город несколькими месяцами ранее. Бывшие сторонники просоветского режима Мохаммада Наджибуллы или уносили ноги, или сдавались на милость победителей.
Некуда уходить было только самому Наджибулле. Победители хотели его крови, но не решились преследовать бывшего президента в здании миссии ООН, где он получил убежище.
Там «доктор Наджиб», как его часто называла пресса, и прожил следующие четыре года, пока за ним не пришли убийцы.
Советская 40-я армия зашла в Афганистан в самом конце 1979 года — после долгих уговоров афганского руководства. Грустный курьёз ситуации в том, что окончательное решение о вводе войск Брежнев и «группа товарищей» приняли после того, как генеральный секретарь ЦК Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) Хафизулла Амин нанёс Брежневу личное оскорбление. Он отдал приказ убить своего предшественника Нур Мохаммада Тараки. А ведь Брежнев давал Тараки личные гарантии безопасности, и такого плевка в лицо генеральный секретарь Амину не простил.
Потом были штурм дворца Амина, приход (а точнее — привод) к власти Бабрака Кармаля и затянувшаяся афганская война.
Брежнев не думал надолго задерживаться в Афганистане: год-два — и домой, после выполнения всех поставленных задач. Но умер Брежнев, умер Андропов, умер Черненко, а 40-я армия продолжала выполнять «интернациональный долг» и решать пресловутые задачи, которых почему-то становилось всё больше. Каждый новый генсек понимал, что войну нужно заканчивать, но представление о том, как именно это сделать, растворялось где-то в «тумане войны». Моджахеды не унимались, а помощь им из-за границы только росла: со стороны Пакистана явно, со стороны США чуть более тайно.
После прихода к власти Михаил Горбачёв в привычной манере взялся принимать кардинальные решения. Кармаля отодвинули в сторону и принялись искать стране нового руководителя, который бы пользовался авторитетом в афганском обществе, мог довести до ума реформы и, самое главное, провёл бы процесс «национального примирения» и закончил войну.
На эту роль идеально подходил руководитель местного КГБ — Службы государственной безопасности Афганистана — Мохаммад Наджибулла. В 1986 году Наджибулле не исполнилось и 40. По меркам советской партийной элиты — практически подросток. Это было характерно для НДПА: она была партией молодой революции, которая ещё не успела забронзоветь и превратиться в восточную копию КПСС. Да и сам Наджибулла в партию пришёл не из карьерных соображений — он искренне верил в революцию, участвовал в антиправительственных протестах, сидел в тюрьме, то есть был тем самым «комиссаром в пыльном шлеме», который приходит к власти не по протекции и не выходив километры по министерским коридорам, а на штыках революционной армии.
Кандидат был идеальный, за исключением одного нюанса: сам Наджибулла становиться руководителем Афганистана не хотел. Афганская армия и её советские союзники увязли в войне. Хотя правительственные войска держали под контролем все города и основные дороги (их в Афганистане немного), страна была преимущественно сельской. Без радикальных реформ в сельской местности нечего было и думать о конце противостояния в Афганистане. А для проведения этих реформ требовалось взять под уверенный контроль всю территорию страны. Получался замкнутый круг, попытка разорвать который могла завершиться совсем не очевидным образом. Наджибулла понимал это лучше всех.
Возглавить истекающую кровью страну он решился только после неоднократных уговоров, давления и гарантий Советского Союза. В те дни советские гарантии казались ещё чем-то незыблемым. В 1986 году Наджибулла и представить не мог, что всего через несколько лет он в гневе будет писать в Москву: «Я не хотел быть президентом. Вы меня уговаривали, настойчиво просили, обещали поддержку. Теперь меня и Республику Афганистан бросают на произвол судьбы. Как это понять?»
«Ну уж как-нибудь поймите», — разводили руками в ЦК КПСС, когда отдавали приказ о выводе войск. Наджибуллу оставили один на один с вооружёнными до зубов армиями моджахедов. Того самого Наджибуллу, которого сами и поставили на эту должность.
И вот, в 1992 году Наджибулла получил убежище в миссии ООН. Кабул тем временем делили моджахеды, которые перессорились сразу, как только заняли столицу, и начали воевать уже друг с другом.
Оказалось, что Наджибулла, режим которого западная пресса рисовала самыми мрачными красками, называя его лично коллаборационистом и диктатором (этот «диктатор» честно пытался помириться со всеми, легализовал оппозиционные партии, пустил их в правительство, но всего этого было мало бородатым людям с гор), был самым демократичным руководителем единого Афганистана. А «вооружённая оппозиция» расколола страну на несколько частей, в каждой из которых установила свой вариант диктатуры.
О Наджибулле вспомнили, только когда в 1996 году к Кабулу подошла сила, которую не могли предвидеть вожди моджахедов, сила, на фоне которой даже они казались чуть ли не демократами.
Движение «Талибан» родилось из той самой непримиримой молодёжи, которую пакистанские и американские инструктора годами растили в ненависти к светскому Афганистану. После вывода советских войск их, по сути, предоставили самим себе — и на свет родилось чудовище, которое однажды придёт в Нью-Йорк, прилетит на пассажирских самолётах и снесёт башни Всемирного торгового центра.
В 1996 году чудовище пришло в Кабул. Вожди «старой оппозиции» были для талибов слишком умеренными, слишком немусульманами. И вожди бежали из того самого города, в который они входили ещё четыре года назад открыто, бахвалясь и салютуя выстрелами в воздух.
А в своём убежище, в кабульской миссии ООН, продолжал жить Мохаммад Наджибулла, последний глава единого Афганистана. Самый честный из вождей моджахедов — Ахмад-Шах Масуд — предложил ему уйти вместе, но Наджибулла отказался. То ли не хотел стать заложником уже в новом месте, то ли до последнего верил, что талибы (как и он, этнические пуштуны) всё-таки не тронут, пощадят.
Щадить не стали. На дипломатическую неприкосновенность миссии ООН талибам было наплевать. Они пришли за Наджибуллой, как и полагается убийцам, ночью. С ним оставался только его родной брат — Ахмадзай. Наджибулла, который всегда был физически крепким человеком, бросился на убийц, даже смог обезоружить одного из них, но силы были неравны.
Мохаммада и Ахмадзая скрутили, выволокли из здания миссии, а потом увлечённо пытали несколько часов напролёт. Бывшего президента Афганистана возили по городу на автомобиле, привязав за ноги к бамперу, как охотничий трофей. Потом талибы повесили обезображенные тела братьев на одной из площадей Кабула, и несколько дней они были памятником жестокости новых хозяев Афганистана.
Тысячи афганских эмигрантов, сторонников правительства Наджибуллы, до сих пор живут в России.
«Наджибулла был лучшим правителем Афганистана, — рассказывает руководитель Центра содействия укреплению единства и развитию диаспор народов Афганистана господин Гулам Мохаммад Джалал. — Мы его вспоминаем очень тепло, проводили и будем проводить мероприятия его памяти. Он ведь мог стать спасителем страны, если бы остался жив. Всё могло быть совсем иначе…»
Виктор Миронов