«Процесс гуманизации общества продолжается»: 25 лет назад в России привели в исполнение последний смертный приговор

— Валерий Васильевич, 2 августа 1996 года в Бутырской тюрьме был расстрелян маньяк Сергей Головкин. Он считается последним казнённым в России преступником. При этом есть информация, что ещё одного человека расстреляли в сентябре 1996 года. Вы в то время активно работали по этой теме, бывали в тюрьмах, общались с высокопоставленными представителями силовых органов и нынешней ФСИН. Сможете прояснить ситуацию?

— Действительно, с Головкиным всё более-менее ясно, а вот личность последнего — того, кого расстреляли в сентябре, до сих пор неизвестна. Но сам факт, что такой расстрел был, хоть и не стопроцентно, но вроде бы подтверждается.

— Я понимаю, почему строго засекречено всё, что связано с людьми, которые приводили эти приговоры в исполнение, но почему такая завеса тайны с теми, кого казнили? Прошли годы, но мы до сих пор мало что знаем точно на этот счёт. Да, с тем же Головкиным всё известно, но это скорее исключение.

— Я думаю, потому что тогда сложилась ситуация, когда считалось, что смертную казнь уже не стоит применять. Формально суды имели право её назначать, применяться она ещё могла, но тенденция была налицо. Я думаю, что если брать этот последний расстрел в сентябре 1996 года, то там была какая-то непрозрачная история, которая таит в себе какие-то вопросы, поэтому это дело скрыли. Почему неизвестна фамилия этого человека, обстоятельства дела, по которому он был осуждён, — это для меня загадка.

• Сергей Головкин
• © Wikimedia Commons

— А не могло такого быть, что, предчувствуя скорую отмену смертной казни, в самой уголовно-исполнительной системе стремились поскорее привести в исполнение приговоры наиболее одиозным, отмороженным преступникам, поэтому информация о них минимизирована?

— Нет, это исключено. Я хорошо знаю Юрия Ивановича Калинина, главу ФСИН в те времена — он сам был противником смертной казни, мы с ним общались и находили общий язык. Я бывал и в ИК-2 в Мордовии, где содержались приговорённые к смертной казни, — там тоже сотрудники были скорее её противниками. 

— В случае применения смертной казни есть ещё и моральный аспект, связанный с судебной ошибкой. Если человек жив, то её рано или поздно можно исправить, а если уже казнён — невозможно.

— В советское время доля судебных ошибок от общего числа приговоров была примерно 15%.

— Откуда эти данные?

— Об этом мне (неофициально, конечно) в те времена рассказывали сами судьи. Я думаю, это соответствует действительности или таких дел было даже чуть больше, до 20%. Официальной статистики на этот счёт у нас нет — во всяком случае, она неизвестна общественности. В США она есть, мне попадались данные, что за довольно продолжительный период расстреляли порядка 800 невиновных.

Когда я в 1996 году представил в Госдуме законопроект об отмене смертной казни, как раз у меня был случай, когда ко мне обратилась мать убитой девочки.

Она считала, что два брата, которых приговорили к смертной казни за это преступление, невиновны. Я пошёл к заместителю генпрокурора РФ, он назначил проверку — и действительно оказалось, что они не виноваты. Приговор им пересмотрели.

У нас на эту тему вспоминают иногда только тех, кого расстреляли по ошибке вместо Чикатило, но были и другие случаи — и далеко не единичные, хотя статистики, повторюсь, мы не знаем.

• Валерий Борщёв
• РИА Новости
• © Павел Бедняков

— Эти 15% касаются всех преступлений или только тех, где могла быть применена смертная казнь?

— Речь именно об этих тяжких преступлениях. Если брать всю преступность, то там цифры, думаю, будут ещё выше, особенно сейчас.

— Почему именно сейчас?

— В советское время суды, конечно, нельзя было назвать независимыми, но у них была своя функция, своя «поляна», где они могли сами что-то решать, отстаивать свою позицию. Генеральная прокуратура надзирала за следствием — сейчас же она серьёзно ограничена в своих функциях и даже не может возбуждать дела против следователей. Поэтому суды сейчас, в общем-то, стали придатком к следственным органам — у нас оправдательных приговоров меньше 1%.

Также по теме

«Здесь мало кто считает, что поступил правильно»: RT побывал в самой большой колонии для пожизненно осуждённых

Две тысячи преступников в России приговорены к пожизненному заключению и отбывают наказание в тюрьмах. Двести из них уже отсидели...

— Давайте напомним читателям, как Россия отказывалась от смертной казни. Толчком к этому стало вступление в Совет Европы в 1996 году.

— Да, для этого надо было подписать Протокол №6 к европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод, который касался запрета на исполнение смертной казни. Его подписали в 1997 году, де-факто он действовал. Россия также дала обязательство ратифицировать его в течение года после подписания, но и спустя 25 лет парламент этого до сих пор не сделал.

— Почему?

— Потому что депутаты, как люди, зависимые от избирателей, боятся общественного мнения. Они прекрасно понимали, что большинство людей воспримет этот шаг негативно.

Но есть ещё и подписанная нами Венская конвенция, которая указывает, что государству, подписавшему договор, нужно вести себя в соответствии с договором до его ратификации. Поэтому де-факто смертной казни не было, де-юре она могла бы быть, если бы Конституционный суд в 2009 году не принял решение, по которому смертная казнь может быть восстановлена, только если будет изменена вторая глава Конституции. А эта глава неизменяемая. То есть можно сказать, что спустя 13 лет после вхождения в Совет Европы Конституционный суд де-юре поставил в этом вопросе точку.

— Если этот вопрос давно и безвозвратно закрыт, почему чуть ли не после каждой резонансной трагедии, например гибели детей от рук маньяков, депутаты всех мастей, политики, общественные деятели грозно требуют вернуть смертную казнь? Это такой пиар?

— Ну конечно. После таких преступлений люди возбуждены, общество бурлит и градус эмоций зашкаливает, и они просто работают на избирателя. К тому же очень многие из них прекрасно понимают, что такое смертная казнь и что она никак не влияет на уровень преступности.

— Вы не раз высказывали этот тезис ранее. А можно чуть подробнее обосновать его, чем это подтверждается?

— Есть исследования по европейским странам. Там ведь тоже когда-то была высокая преступность. Но потом отменили смертную казнь — и уровень преступности снизился, он гораздо ниже, чем в США, где смертная казнь. И это сопоставление Европы и США очень наглядно подтверждает этот тезис.

— Вы наверняка знаете и помните, как к смертной казни относился президент Борис Ельцин?

— Очень плохо. Ещё до подписания Протокола №6 он просто эти дела не подписывал — долго к ним не приступал, откладывал.

• Борис Ельцин
• РИА Новости
• © Дмитрий Донской

— О подписании каких дел идёт речь?

— Смертный приговор вступал в силу и приводился в исполнение только после подписания его президентом.

— Как это? Если есть законный приговор суда, а у нас существует разделение властей, то при чём тут президент?

— Президент же не вмешивался в правосудие, не влиял на сам приговор.

Но пока он не подпишет разрешение, человека не расстреливали, и он продолжал сидеть в камере смертников. При Ельцине в 1990-е годы была именно такая практика.

К нему поступали дела приговорённых к смертной казни, он обращался к комиссии по помилованию и пользовался её помощью. Если комиссия предлагала кого-то помиловать, он миловал, а с остальными он тянул и очень долго не давал санкцию на расстрел. 

— Не знаете, сколько у нас до 1996 года успели привести в исполнение смертных приговоров?

— Точные цифры не вспомню, но они были многократно ниже числа вынесенных смертных приговоров. Если не ошибаюсь, было два года, когда расстреляли по десять человек, было, когда чуть больше. Сколько успели в 1996 году — неизвестно. Притом что смертных приговоров в 1990-е ежегодно выносилось порядка 150.

— Вы же тоже были членом комиссии по помилованию при президенте, которую много лет возглавлял писатель Анатолий Приставкин. Как я понимаю, вы попали туда уже после фактического моратория на вынесение смертных приговоров и такие дела не рассматривали?

— Да, я вошёл в комиссию по помилованию в 1999 году, но через несколько лет, в 2002-м, её фактически разогнали, передав эти функции в регионы.

— Почему так произошло?

— Комиссия по помилованию мешала начавшемуся тогда глобальному процессу в сторону ужесточения наказания, сокращения оправдательных приговоров. Ликвидировали нашу комиссию и тут же сократили перечень статей, по которым можно было выбрать суд присяжных. А после сокращения компетенции суда присяжных, который в 1990-е годы выносил оправдательный вердикт примерно в 20% случаев, естественно, резко упал и процент оправдательных приговоров. Сейчас, как я уже говорил, он менее 1% — это меньше, чем во времена СССР.

— Как при вас работала президентская комиссия по помилованию?

— И до меня, и когда я пришёл принцип был одинаковым. Всё решалось демократическим путём. Мы сначала получали огромную папку дел на неделю, сидели дома, изучали их, потом собирались. У нас шёл открытый спор, обсуждение, и потом по каждому делу было голосование.

Я, например, был противником помилования людей, которых осуждали за изнасилование, не любил их, на что мне наша известная писательница Мариэтта Чудакова, тоже член комиссии, говорила: «Валерий, вы не знаете женщин»!

— Были какие-то критерии, пусть даже внутренние, которые бы подсказывали: вот этого человека можно помиловать, а вот этого точно не стоит? 

— Тогда к смертной казни очень часто приговаривали за какие-то бытовые убийства, совершённые в состоянии аффекта, в силу неуравновешенности человека, спонтанных обстоятельств. Таких преступников было абсолютное большинство, и эти люди подпадали под помилование, им заменяли смертную казнь на заключение. Но если это человек — уже законченный рецидивист, маньяк, как Сергей Ряховский, на счету которого было 18 убийств (я с ним лично встречался в колонии), то к таким людям было другое уже отношение, их никто не миловал. Но их на самом деле было очень мало, просто о них много пишут и говорят.

• Следственный изолятор №2 Управления федеральной службы исполнения наказаний по городу Москве
• РИА Новости
• © Владимир Песня

— Как вы думаете, если бы Россия не вступила в Совет Европы в 1996 году, как долго у нас ещё бы применялась смертная казнь?

— В то время я проводил в Госдуме слушания и пригласил юристов, и они все в один голос поддержали мой законопроект об отмене смертной казни. Поддержка с их стороны была мощная — правда, это были люди из научной среды.

— Но в итоге ваш законопроект тогда депутаты всё-таки не приняли. Да и сейчас он, наверное, тоже вряд ли прошёл бы по причинам, о которых мы уже говорили.

— Это было предсказуемо, и я прекрасно понимал, что его отклонят. Но всё равно же в обществе шли изменения в сторону отказа от смертной казни. Когда в 1999 году я внёс в Думу свой законопроект об общественном контроле за соблюдением прав человека в местах принудительного содержания, то депутаты поддержали меня конституционным большинством, больше трёхсот человек проголосовали. Даже генерал Альберт Макашов, который перед этим успел посидеть в Лефортове и на себе прочувствовал всё изнутри, выступил и предложил меня поддержать. То есть поступательный процесс шёл.

Возвращаясь к вашему вопросу о том, что было бы, если бы не вступление в Совет Европы... Гадать тут сложно, но рано или поздно это случилось бы.

— Кто ещё в те времена, помимо юридического сообщества, был на вашей стороне, а кто выступал против?

— Судейское сообщество склонялось к тому, что смертной казни быть не должно, а моими оппонентами в основном были представители следственных органов.

— Каковы были их аргументы?

— Что эти преступники такие отвратительные люди, что нет им места на белом свете, жить они недостойны, то есть это был такой личный, субъективный взгляд на проблему. Прокурорские, кстати, были не так категоричны.

Я общался и с заместителями генпрокурора, да и с самим Юрием Чайкой мы говорили на тему смертной казни. Они отнюдь не были сторонниками смертной казни, скорее противниками, хотя так открыто это не декларировали, конечно.

— Отмена смертной казни повлияла на наше общество в целом?

— Очень сильно повлияла. Если в начале 1990-х сторонников смертной казни было около 85%, то с годами их число неуклонно снижается, по последнему опросу в 2019 году их было уже 52%. Процесс гуманизации общества продолжается.

— Вы хоть и ярый сторонник отмены смертной казни, но сами оговорились, что те же насильники не вызывали у вас никакого сострадания и желания их миловать. Так, может, всё-таки стоит применять смертную казнь за особо тяжкие преступления, точечно? 

— Нет, смертная казнь должна быть отменена безоговорочно.

Если мы осуждаем человека за убийство и приговариваем за это его к высшей мере и при этом таким образом сами его совершаем — это же парадокс. Получается, мы боремся с убийством с помощью убийства — это недопустимо.

Если государство оставляет за собой такое право, считая это справедливым, то и кто-то другой может подумать, что оно у него есть. Убийство по определению не может быть справедливым, оно должно быть в принципе отвержено.

• РИА Новости
• © Григорий Сысоев

— В России чуть больше 2 тыс. человек отбывают наказание в виде пожизненного лишения свободы. Несколько сотен из них уже отсидели более 25 лет и по закону могут рассчитывать на УДО. Но ни один человек ещё не вышел — суды отказывают всем и всегда. Почему?

— Я думаю, это принципиальный подход, потому что очень боятся общественного мнения и негативной реакции. В нашем обществе ещё не установилось отношение к смертной казни и ситуация поменяется, когда отношение будет такое же, как в Европе.

То есть, когда у людей будет чёткое разделение в отношении к людям, которые оказались жертвами каких-то сиюминутных обстоятельств, состояния аффекта и так далее — их, как я говорил, абсолютное большинство, и в отношении к закоренелым рецидивистам, маньякам, которые на самом деле больные люди просто потому, что нормальный человек не может быть серийным убийцей, это в любом случае патология.

Тот же Чикатило был явно больным человеком, и его, конечно, надо было сажать в психбольницу — для меня это совершенно очевидно. Но государство пошло на своеобразную уступку обществу, которое жаждало мести, поэтому его расстреляли.